Недавно мне довелось играть в спектакле. Увы, ни яркой афиши, ни цветов к ногам, ни фанатов у меня не было. Всё потому что спектакль — школьный. Тут всё цивильно, никакой театральной дряни. © Школьную постановку делал наш класс, чтобы показать её младшим ребятам. На мой взгляд, сценарий, режиссёр и вообще вся задумка спектакля в целом были крайне неудачны. «Актёрский» состав - монстры, чудовища! В общем, я была просто обязана спасти положение... Иначе что подумают дети.
Но, если признаться честно, согласилась я участвовать в этом очаровательном бреде лишь потому, что моя роль позволяла надеть роскошное темно-синее пышное платье. И, так сказать, блеснуть всем, что успело вырасти. И не успело. Это неважно.
Итак, по этой самой роли где-то в середине постановки я была обязана выпорхнуть на цену, соблазнительно и невинно похлопать ресницами. Туда-сюда. Строго в разные стороны. Чтоб юные зрители офигели, познав Глубокое Искусство. Затем я должна была сообщить сахарным голоском: «Я Муза!», еще раз повертеть ресницами и невыросшими бёдрами, потом грациозно и изящно свалить со сцены.
Как видите, движения несложные, текст тоже. А платье красивое. И я, конечно же, согласилась. Ради наряда и опозориться разок не жалко.

И вот, совсем близок мой выход... Уже переодетая, сидя за кулисами с подругами, я уплетала шестую плитку шоколада. Нервы давали о себе знать... Кстати, в зрительный зал, помимо маленьких детей, пришли еще и одиннадцатые классы. Но они мирно спали, ибо весь спектакль (до моего появления) являлся унылым болотом.
Тут мне сообщили, что через пять минут мой выход. Я гордо поднялась со стула и уже приготовилась «выпархивать» в голубом платье, как вдруг мои подруги в один голос заверещали: "Оля, стой! Ты, видимо, нечаянно села на плитку шоколада, который жрала. Теперь у тебя на заду такое огро-о-омное коричневое пятно! " В эту минуту мир высокого искусства для меня умер. Я мгновенно стащила с себя платье и, не посмотрев, впопыхах отбросила его в сторону. После чего умоляющим тоном обратилась к своим барышням: "Девки! Найдите мне срочно какую-нибудь одежду. Желательно приличную. У меня три минуты! "
Секунд через тридцать бабы припёрли мне широкую оранжевую тунику и фиолетовые атласные панталоны. «Держи, это самое приличное, что мы смогли обнаружить в гардеробе театральных закромов», — ехидно отчеканили девочки, протянув мне в руки фиолетовый атласный позор. Нет! Клянусь, это были не панталоны, а именно позор! Теперь, надев на себя сей стыд, я, скорее, напоминала предводительницу гоблинов, но никак не музу!
Ну, что сказать... Зал встретил меня БУРНО. При виде моего образа маленькие дети, учителя и даже директор вжались в стулья с таким ужасом, будто для них настал Судный День. Одиннадцатые классы отреагировали более спокойно. Каждый будил своего рядом сидящего товарища со словами: «Гляди скорей, какОЕ пришлО! Доставай телефон, ща на видео снимем! :D» В тот момент я мысленно утешала себя, называя это «скандальной славой».
Момент своего недлинного, но яркого выступления запомнила смутно. Ведь дальше случилось то, чего я ожидать никак не могла.
Зайдя за кулисы, всё еще проклиная мир, я метнулась к подругам со словами:
— Девчонки, дайте мне платье, я хоть посмотрю, сильно ли там испачкалось... А то так на сцену торопилась, даже взглянуть не успела.
В ответ на мои пламенные речи девочки встают с виноватыми лицами. И я понимаю, что за всем этим таинственным, угнетающим и несправедливым происшествием скрывается полная жо...

— Оль, понимаешь, в чем дело. Мы тебя развели. Не было там никакого пятна сзади. Мы просто думали, что ты сразу же поймешь, что мы тебя надули!
Ну ок!
С тех пор я ненавижу баб!

навела меня на мысль тоже вспомнить о том предмете дамского туалета, над которым так потешался Ив Монтан (или, по другой версии легенды, Жерар Филипп).
http://community.livejournal.com/perechniza/303165.html

Жуткие штаны...
Кошмар этот преследовал меня с раннего детства. Детские колготки... Кто сказал - детские колготки? Какие вам в начале 60-х колготки? То есть кое-где у нас порой они были - моей детсадовской подружке Ирке их каким-то образом доставали, но Ирка была маленького роста и худенькая, а я уже тогда отличалась высоким ростом и упитанностью. Поэтому даже когда кто-то из маминых знакомых однажды захотел подарить мне колготки, они оказались коротки на мои долги ноги. Точнее, резинку до талии дотянуть было можно, но вот мотня между ног болталась, отступая примерно сантиметров на десять от того места, к которому обязана была плотно прилегать. Вот я и ходила как все советские дети: в хлопчатых чулках в резиночку, часто заштопанных, и в беленьком хлопчатом же лифчике.

Младшему поколению следует объяснить, что такое лифчик. Фотографии я в Интернете не нашла, придётся ограничиться словесным описанием. Представьте себе жилеточку из ситца, бязи, бумазеи или сатина - чаще всего, белого цвета. Жилеточка эта спереди имела ряд крупных пластмассовых или роговых пуговиц, чтобы ребёнок мог застегнуть её сам. Спереди к нижнему краю жилеточки пришивались или пристёгивались на пуговки "пажики", которые держали чулки на ногах. А так как, в отличие от взрослых поясов, у лифчиков сзади резинок-"пажиков" не было (опять же, чтобы ребёнок мог застегнуться сам и только сам, кто ж ему в детском саду будет чулки пристёгивать?!), то советские дети вечно ходили в перекрученных и слегка сползших чулках.

В шесть лет у меня открыли сильный сколиоз, и врач-физиотерапевт сказала, что лифчик мне носить нельзя - пажики-де тянут мой корпус вперёд и портят мою осанку. Поэтому мама перешила на меня свой пояс из розоватого дамаста, и я явилась в группу, раздутая от гордости: я, как взрослая женщина, крепила чулки не двумя, а четырьмя пажиками. Вся группа в полном составе сбежалась смотреть на это диво, когда пришло время дневной сиесты, и мы начали готовиться ко сну.

В то время проблема голых полосок тела между трусиками и кромками чулок меня не волновала. Однако сохранилось документальное свидетельство того, что прикрывались эти полоски теми самыми сакраментальными штанинами панталон. На одной старой фотографии мне два с половиной года, я стою у забора в Мичуринске в коротеньком клетчатом платьице, из-под которого до самых колен длятся штанины на резиночках.

Ужас тогда ужас, когда он осознаётся. Осознание пришло лет в десять, когда во время какой-то подвижной игры подружка сообщила мне, что у меня из-под подола сверкают пажики и "голяшки". Это было некрасиво и неприлично, а главное - как-то очень неспортивно и по-детски неэлегантно, тогда как хотелось быть взрослой. Начались мучения.

Юбки тогда носили короткие, но мне, учитывая мой быстрый рост, обычно шили такие, которые только-только открывали колено. И всё равно: казалось, стоит чуть нагнуться или повернуться порезче, и проклятущие пажики вместе с панталонами предстанут на обозрение всему миру. Весной и осенью, когда ещё не носились спасительные шерстяные рейтузы, я старалась во время перемен лишний раз не выходить из класса: вдруг кто толкнёт ненароком, я упаду - и страшно представить, что может произойти.

Моя мама, как все любящие матери, очень заботилась о моём репродуктивном здоровье. Умом я разделяла её озабоченность, потому что в шесть лет перенесла изрядный цистит, воспоминаний о котором мне хватило на всю оставшуюся жизнь для того, чтобы утеплять свой низ. Однако душа восставала против той формы утепления, какую предлагала советская лёгкая промышленность. Вот если бы колготки! Но увы: две или три попытки купить мне колготки по случаю кончились всё тем же: след по размеру, резинка кое-как дотягивается до талии, мотня между ног тянется едва ли не от середины бедра.

Когда мне исполнилось тринадцать лет, я начала тайно бунтовать (народные волнения приходились, естественно, на весну и осень: зимой под рейтузы я готова была надеть хоть кальсоны с начёсом). Я перестала доказывать маме, что панталоны суть чудовищные порождения чьего-то сонного разума. По утрам, собираясь в школу, я покорно надевала их, а потом, зайдя в туалет, подкатывала штанины до самого паха. Однако мама оказалась искусным противником и, как-то очень быстро догадавшись о моей хитрости, начала производить личный досмотр непосредственно перед моим выходом из дому, у самых дверей требуя продемонстрировать диспозицию моих штанин. Я стала закатывать их, стоя у входа в подвал на первом этаже, но наблюдательная мама очень быстро заметила, что между моим стартом от двери квартиры и выходом из подъезда проходит несколько больше времени, чем требуется юной барышне, чтобы даже неспешным шагом сойти со второго этажа. Поэтому она стала провожать меня, стоя на пороге картиры и давая напутствия вслед, и если б я замешкалась, она бы не преминула спуститься для необходимого досмотра.

Выход нашёлся быстро, и был он прост и изящен, как всё поистине гениальное. Я сама подходила к маме и усыпляла её бдительность путём приподымания своего форменного подола, из-под которого солидно светили голубые, белёсые, розовые штанины с резинками. Затем бойко сбегала с лестницы, выходила в довр, чинной походкой доходила до угла, заворачивала за него - и там, оказавшись в секторе, который уже не просматривался, опрометью бросалась в подъезд соседнего дома (он был как раз по пути). Там я быстро подтягивала штанины и шла в школу со спокойной душой. После нескольких моих демонстративных демаршей противник сделался абсолютно беспечен и досмотров больше не проводил, а моя идея приобрела красивое завершение. Приходя в школу, я быстро шмыгала в учительский клозет, запиралась там, вообще снимала постыдный предмет туалета и прятала его на самое дно портфеля, под учебники. А когда я возвращалась домой, мама была ещё на работе, так что опасаться проверок не приходилось.

Когда мне было шестнадцать, до Новосибирска докатилась миди- и макси- мода. Я наконец сшила себе первую юбку, закрывающую колени, и это в значительной степени смягчило мои страдания от необходимости надевать панталоны.

Ну, а когда я училась на первом курсе в университете, в ТЦ Академгородка завезли китайские хлопчатые панталоны с крайне двусмысленным названием "Дружба". А на самом деле так называлась фирма, которая их производила. Были и полотенца "Дружба", и термосы и что-то ещё. Эти панталоны были из очень плотного трикотажа, со штанинками не на резинках, а на манжетках, которые хорошо облегали ногу и не растягивались мешком. Мы с мамой купили себе по пять штук. В них было даже нечто элегантное. Однако мамина знакомая, тётя Люда, сурово произнесла, когда я похвалила ей китайское изделие: "На свидание пойдёшь - чтоб никаких "Дружб"! Я последовала её завету, используя опыт моей школьной жизни, однако вне часов свиданий китайский несносимый трикотаж охватывал мои чресла вплоть до появления у меня первых колгот для постоянной носки (году эдак в 87-м) и ещё несколько лет, пока колготы не стали обыденностью в нашем обиходе.

А к советскому трикотажному изделию с резинками по низу штанин я обратилась последний раз на пятом курсе, весной 1982 года. Месяц май близился к концу, уже начинало по-летнему пригревать, мы ходили в лёгких летних платьях. Последний госэкзамен был самый "аппетитный" - научный коммунизм. Sapienti sat, а тем, кто не знает, не объяснить значение этого оксюморонного словосочетания. Одно скажу: выучить это было невозможно. Нужны были шпаргалки. Я написала готовые ответы на стандартных листках бумаги (так называемые "бомбы") - тогда деканаты ещё не штамповали листы для ответов - но куда их было девать? Мальчики могли облачиться в костюмы (нападала на них в лютую жару внезапная страсть к элегантности), а у меня костюма с жакетом не было. Ну что ж, на экзамен я надела длинное крепдешиновое платье, зашив разрезы на подоле, а под него надела советские панталоны. В туалете лабораторного корпуса на втором этаже "бомбы", аккуратно пронумерованные, были помещены строго по порядку в штанины - так, чтобы верхняя часть сложенного вчетверо листка с номером выглядывала из-под резинки. В правую штанину был помещён и сборник материалов XXV съезда КПСС, безжалостно лишённый твёрдого переплёта ещё дома.

Я вошла, взяла билет. Бумажку с перечнем вопросов я даже не прятала - посмотрела по ней, какому номеру перечня соответствуют вопросы в билете, взяла листы бумаги и села думать. Нервно поскладывав листки повдоль, я принялась вдохновенно писать. И, когда лектор, семинарист и ещё кто-то третий из комиссии зазевались, допрашивая очередного мученика, я ловко, почти не глядя, извлекла из штанины нужные "бомбы" и подменила листки.

Что я получила? Пять, конечно - вы сомневались?
Одна девочка попыталась мне подражать, но у неё не было советских панталон, поэтому случился конфуз. Но о нём я расскажу завтра.
А мои спасительные панталоны с резиночками много лет провалялись в шкафу, пока их не пустили на тряпки.

Молодая женщина неторопливо встала с постели, замоталась в простынь и вышла покурить на лоджию. Сладко сделала затяжку, облокотилась на подоконник и замерла, сигарета повисла на губах: к дому подходил муж. Увидев свою жену, он приветливо помахал рукой., она улыбнувшись в ответ дежурной улыбкой и прыгнула в комнату с горящей сигаретой во рту:
- Муж! Одевайся! - Крикнула она мужчине, которого оставила в постели.
Они бросились искать в комнате свою одежду. Вечерело, углы комнаты уже скрывала темнота, - как в классическом анекдоте, - подумала женщина.
Через три минуты, пройдя мимо незнамомца (наверное к кому-то приходил), муж уже стоял на пороге своей квартиры.
- Кисичка! - Раскинул он свои объятья, - я так скучал!
Она хихикала и кокетливо отбивалась от него:
- Хоть помойся с дороги.
- Давай вдвоем, а, Кися? - Муж принялся расстегивать ее халатик...

2.
Вера Павловна ждала гостей. Муж позвонил, что немного задержится на работе, а она была уже в парадно-выходном, оставались некоторые мелочи: нужно разложить салфетки каждому из гостей с их инициалами, Вера Павловна вышивала их сама, поставить таблички с именами около тарелочек, чтобы гости не искали свои места. Она была хозяйкой отменной: умела готовить такое количество блюд, что на каждое торжество меню практически не повторялось. Ей нравилось, когда ей говорили: ""Верочка, ну Вы, как всегда!"
Она никогда не ставила бокалы для белого вина, если к столу подавали только красное, она никогда не заменяла коньячную рюмку стопкой для водки. В квартире у нее была идеальная чистота, как в музее, страшно было сесть и нарушить стерильность.
Была Вера Павловна уравновешена и сохраняла спокойствие в любой ситуации.
Мужа своего она называла по имени-отчеству: "Роман Васильевич" не только при гостях, но и дома, наедине, и это умиляло их друзей.
Роман Васильевич был всегда учтив, обходителен, умел говорить комплименты и делал их, жене часто дарил цветы, и очень ее любил.
Все друзья считали их идеальной парой, ставили друг другу в пример и старались им подражать.
Вера Павловна раскладывала столовые приборы, она делала это с любовью, зрительно отмеряя одинаковое расстояние между ними. В это время она размышляла, чем занять гостей.
"Для затравки разговора, Роман Васильевич расскажет два-три новых анекдота, непременно о медицине, потому что, большинство из гостей - медики, она и сама санитарный врач. Потом нужно будет перевести тему на последнюю новость, о том, что в дебрях Амазонки нашли палочку совершенно неизвестного нам вируса..."
Раздался звонок в дверь.
"Странно, - подумала Вера Павловна, - вроде бы рановато, хотя...
Она заглянула в глазок входной двери, это был Роман Васильевич.
- Какой ты молодец, а то мне без тебя пришлось бы тяжеловато! Иди обмойся и переоденься, поторопись, пожалуйста, они вот-вот придут.
Роман Васильевич поцеловал жену и пошел в свою комнату.
Детей у них не было и в своей трехкомнатной квартире они сделали две отдельные спальни и старались не заходить друг к другу без особой надобности.
"Нужно, чтобы он надел непременно голубую рубашку, под мое платье, вон с тем галстуком." - Подумала Вера Петровна и зашла в спальню мужа.
Он в это время расстегивал брюки, собираясь их снять.
- Извини, Роман Васильевич, мне нужно тебе сказать несколько слов, но ты не останавливайся, времени совсем не осталось.
Она открыла рот, чтобы сказать ему о рубашке, но слова застряли у нее в горле, глаза широко открылись, глядя куда-то ниже пояса.
Он удивленно посмотрел вниз и увидел на себе Машкины панталоны. От растерянности он сказал глупую в этой ситуации фразу:
- Ну, вот так, как-то...
- Ага, - кивнула Верочка, не сводя глаз с панталонов. Они были даже не женскими, а какими-то бабскими, неопределенного цвета от времени и грязи, по серому полю смутно угадывались мелкие цветочки.
Время шло, а супруги не могли произнести ни слова, а только стояли и смотрели на эти грязные панталоны.
Они очнулись только тогда, когда позвонили в дверь. Муж стал стаскивать с себя брюки, но Вера Павловна остановила его:
- Не успеешь, надевай снова, - сказала она и поспешила из комнаты.
Уже из прихожей послышался приветливы голос хозяйки дома:
- Виктор Иванович! - Мы так рады, так рады! Ах, а это мне? - Воскликнула она, принимая цветы. - Это замечательно, что Вы немного пораньше, еще никого нет, и мы с Романом Васильевичем с удовольствием с Вами пообщаемся.- Роман Васильевич, ну где же ты? Смотри,кто к нам пришел?!
Муж вышел к гостю несколько сконфуженный.
- А чего это ты такой кислый? - Спросил гость, - или не рад мне?
Что ты, что ты, - уже улыбаясь ответил Роман Васильевич, - пойдем, пока никого нет, мы с тобой апперативчику...
Гости пришли почти все вместе, не в их правилах было и приходить раньше и опаздывать. Вечер шел, как по нотам. Роман Васильевич начал рассказывать анекдоты, потом, Вера Павловна осторожно завела разговор на подготовленную заранее тему.
Супруги были в ударе, вечер шел на "ура", но Вера Павловна и подавая закуски и развлекая гостей, все время думала о злополучных панталонах. Если бы Роман Васильевич успел бы их снять, может быть она его и простила. Ей очень не хотелось портить так красиво налаженную собственную жизнь, но панталоны были на нем, и каждый раз, когда Верочка смотрела на мужа, она видела его не в брюках, а в панталонах.
Сначала это ее бесило, она представляла себе старую седую, толстую и неухоженную женщину, а ее муж говорит ей комплименты и целует в щеку, дальше этого воображение Веры Павловны не шло, просто отказывалось идти. Но потом эти панталоны начали ее забавлять. Когда один из гостей с жаром говорил, что в малоразвитых странах очень высока детская смертность не просто от плохого медицинского обслуживания, а элементарно - от недоедания, Вера Павловна тихонько хихикнула. Потом громче, потом ее смех стал истеричным, она смеялась так, как никогда с самого детства.
Наутро Вера Павловна собрала вещи и ушла. Навсегда.

alb96688 написал(а):

Добавлено @ 22:04
alb96688 написал(а):
Я несовсем обычный мальчишка. Я мальчишка который в 3 классе начал проявлять интерес не только к колготкам но и к чулочкам. У меня сестра в тёплое время года носила чулочки.
У меня тоже где-то во 2 или первом классе проявился интерес к чулкам. Как ни странно этому послужил сосед моей подружки, одноклассницы. В 1 классе я носил чулки. Даже в школу. Зимой. Кроме школы я продолжал ходить в коротких штанах. В школе переодевались на физкультуру в классе. На многих мальчишках замечал чулки. Но это было в порядке вещей. Когда меня пригласила к себе на день рождения девчонка, с которой я дружил, у неё в числе приглашённых был её сосед по коммуналке Эдик. Эдик был старше нас на год-два. Так вот что меня тогда поразило - Эдик был на дне рождения в КОРОТКИХ ШТАНАХ!!! И к тому же в чулках! Это было для меня потрясением! Парень, старше меня и вдруг в КОРОТКИХ ШТАНАХ! Да ещё в чулках... Я то сам, целый концерт тогда мамане закатил, чтобы идти на этот день рождения в брюках от школьной формы. Маман настаивала, чтобы я шёл в коротких штанах и естественно в чулках. Так как был уже октябрь. Я тогда считал себя уже большим. Школьником. Не подобает мне ходить в коротких штанах. И тут вдруг Эдик перевернул всё моё мировозрение. Оказывается, и ребята постарше носят короткие штаны...

В нашем доме на первом этаже живет баба Дуся. Лет ей довольно прилично, но она сохранила веселый нрав, знает много анекдотов и интересных историй из жизни. Вот одна из них.

Закончив курсы бухгалтеров, я устроилась на работу в транспортное предприятие в диспетчерский отдел. Кабинет наш состоял из трех столов, сейфа, а в углу стояла вешалка для одежды. Вот и весь интерьер нашего рабочего места, как сейчас называют громким словом «офис».
Теперь расскажу о моих коллегах. За одним из столов работала Катя, тоже молоденькая девушка, она выписывала путевки водителям. Напротив Кати, стоял стол нашей начальницы. Звали ее Наталья Герасимовна, за глаза называли МАМГЕРА, что означало - мигера. А Мигера, она была первостатейная, больше года с ней никто не мог сработаться, своим несносным характером доводила многих до слез и до увольнения. Мужа она никогда не имела, самый захудалый мужик и тот через неделю исчезал, никто не выдерживал ее солдафонских замашек. Походка ее напоминала марш солдат на плацу. Да и фигура под стать хорошему прапору, весом где-то больше ста.
На работу мы приходили к шести утра, чтобы выпустить водителей на линию. Мамгера, приходила на час позже, так мы и работали, пока случай не изменил нашу жизнь.

Утром к нам в кабинет зашел молодой водитель Николай, который заболел и принес больничный, и решил поболтать с молодыми девчонками. Присев на краешек стола Мамгеры, он начал рассказывать какой-то анекдот. Анекдот был старый и очень глупый, но меня заинтересовало поведение Кати. Она заполняла журнал и как-то странно хихикала, закрывая нос и рот ладошкой, и украдкой бросала взгляд на рассказчика.

Я налила себе чашку чая, вышла из-за стола посмотреть, что там такое интересное увидела Катя. Взглянув на Николая, о господи, увидела, как из его расстегнутой ширинки выглядывает его мужское начало, и при каждом наклоне, то появляется, то прячется, как мышка из норки. Это достоинство, или еще не ложилось спать, или еще не проснулось, и имело вид полу-спящего члена организма. Я как порядочная девственница, икнула от неожиданности, чашка с чаем пролилась на журнал, но я этого уже не видела. С одной стороны стыд, с другой любопытство, а с третьей смех, разбирал меня. Смех победил, я тоже стала ржать как хорошая необъезженная лошадь. Рассказчик решил, что его рассказ, нас очень развеселил, стал стараться еще большое. Но это все ерунда.
Открывается дверь, и солдатской поступью входит наша Мамгера, на ходу снимает плащ, бросает сумку на стол, и через весь кабинет следует к вешалке.

То, что я увидела, просто заклинило и согнуло меня от смеха, я стала медленно оседать возле стола, а Катя, уткнувшись в бумаги начала так ржать, казалось, что с ней начнется истерика. Мамгера, остановилась посреди кабинета, повернулась к нам и грозно спросила:
- Что ржете, как коровы, работать надо.-
Николай, к которому она повернулась спиной, сначала покраснел, а потом тоже начал ржать.

В это время по коридору проходил начальник предприятия, услышав истерический хохот из нашего кабинета, решил заглянуть. Войдя в кабинет, он с начало закрыл глаза, потом мотнул головой и снова открыл их, но ведение не исчезло. Тогда он так тихо спросил:
- Скажите, что здесь происходит!?-
- Планерка у нас идет,- не растерявшись, произнесла Мамгера.
Начальник, прикрыл рукой рот, но его плечи начали предательски вздрагивать от смеха, пятясь, споткнувшись о порог, вывалился из кабинета. А наша, ни чего неподозревающая Мамгера, стояла посреди кабинета, одетая в красивую кофту, в панталоны с начесом, голубого цвета, а впереди красовался цветастый фартук. По низу, панталоны собраны на красивые тесемочки и заканчивались рюшами. В то время найти колготки да еще такого размера, просто было фантастикой. И все советские дамы носили панталоны - простые, шелковые с начесом.
Картина конечно маслом.

Коля с расстегнутой ширинкой, а пред ним стоит наша начальница в одних панталонах без юбки, и мы две молодые дуры, ржем над несчастьем наших сотрудников.
После таких событий, да еще в мужском коллективе, мы думали, что уволят нас с треском, но получилось наоборот. Мамгера, тихонечко выехала на заслуженный отдых, то бишь на пенсию. Николая мы вообще, больше никогда не видели, уволился. Катю поставили начальником отдела.