В подмосковных школах много мигрантов. Дети-мигранты: результаты исследования, проблемы и перспективы. Они не хотят учиться

Ситуация критическая, говорят некоторые. Треть мигрантов в школах Санкт-Петербурга не знают русского языка (согласно исследованиям профессора РГПУ имени Герцена Ирины Лысаковой , проведенном в нулевые годы). Сейчас число детей, не говорящих по-русски, уже гораздо больше – так считают многие. Учителя не справляются. Уровень образования падает. Родители бегут из «мигрантских» школ, и из «мигрантских» районов… Но так ли это?

Это – всего лишь предположения, слова или частный локальный опыт. Но это слова, которые при частом пересказывании обретают всеобщность и достоверность мифа. И эти мифы кажутся реальнее самой реальности.

«Раньше эти люди назывались лимитчики»

Научно-учебная лаборатория социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербург) при поддержке Центра фундаментальных исследований НИУ-ВШЭ провела большое четырехлетнее исследование ситуации в школах Петербурга и Московской области. В нем приняли участие 704 школы и 7300 учеников, 20 ПТУ и 800 их учащихся в Петербурге, 50 школ, 860 учителей и 3400 учеников в Подмосковье. И — 650 детей-мигрантов, неграждан России…

Потому что именно о них ученые хотели узнать правду.

Петербург не случайно оказался в эпицентре исследования: Северная Пальмира — столица современной миграции.

По оценкам Комитета по образованию правительства Петербурга, половина первоклассников города – дети мигрантов. В каждом районе Петербурга есть хотя бы одна школа, в которой этих учеников более 25%.

Их родители считают родными 44 языка. Чаще всего они говорят на азербайджанском, армянском, украинском, грузинском, узбекском, таджикском, белорусском, лезгинском, киргизском, татарском, осетинском, аварском, молдавском, казахском…

Впрочем, иноязычные дети в школах – это не российский феномен. Немецкий исследователь образования Райнер Леманн указывал, что уже в нулевые годы в 12% школ Германии более половины учеников происходили из приехавших в Германию семей, а дети-мигранты в возрасте до пяти лет составляли более 60% всех будущих первоклассников в Нюрнберге (67%), Франкфурте (65%) Дюссельдорфе и Штутгарте (64%).

После волны миграции с Ближнего востока, хлынувшего в Германию в 2015 году, этот процент должен увеличиться в полтора-два раза!

На Западе мигрантом первого поколения считается тот, кто родился на территории принявшей его страны. Мигрант второго поколения – тот, у кого хотя бы один из родителей родился за пределами этой страны. Это определение не работает в России: большинство мигрантов, с которыми мы сталкиваемся, родились в общей для нас стране – СССР.

«Дети из Украины… я их даже не считаю мигрантами, – задумчиво говорит директор одной из петербургских школ. – Мигранты – когда они чем-то от других детей отличаются. А если все дети одинаковые… язык такой ребенок знает, культуру знает, нравы знает… ну это какой же мигрант?»

Одноклассники тоже не рассматривают этих детей как «заметное меньшинство» («visible minority») – так в терминах социологии маркируются чужаки. К «заметным меньшинствам», как выяснили социологи, петербургские школьники относят приезжих из Средней Азии и Закавказья (Азербайджан, Армения, Грузия) и… из республик Северного Кавказа (несмотря на то, что все эти дети и являются гражданами России). В этом заключается российский парадокс.

И еще один парадокс

Первый вопрос, который петербургские родители задают администрациям школ на дне открытых дверей, звучит так: сколько у вас «ЭТИХ»? Ну, которые не говорят по-русски?.. Услышав ответ, поворачиваются к дверям и отправляются на поиск школы, где мигрантов поменьше. Вместе с ними принимаются искать «самую русскую в районе школу» и «понаехавшие» родители.

«Мы приехали в Россию, чтобы здесь жить, – объяснили они социологам, – и наши дети должны изучать русский язык и учиться вместе с русскими сверстниками».

Родители с Кавказа, надо сказать, проявляют в поисках «самой русской школы» больше упорства. Россияне сдаются быстрее и ведут своего ребенка к ближайшему школьному крыльцу. Неважно, сколько в школе мигрантов – только бы она подходила им по другим показателям (учителя, кружки и секции и п. т.).

Жалоба «Понаехали тут всякие…» в реальности на образовательную стратегию российских семей пока серьезно не влияет.

Мрачный окраинный район…

Вот как выглядит одна из петербургских школ, принимающая детей-мигрантов.

«Мрачный окраинный район, много заколоченных домов, – рассказывает один из исследователей. – А школа – хорошая, живая. На доске объявлений мы увидели фотографию молоденькой учительницы с пояснением: она после окончания вуза вернулась преподавать в родную школу. А это, на мой взгляд, показатель того, что в школе – уютная, комфортная атмосфера.

Учителя – люди активные, увлеченные своим делом. Родители ходят на все родительские собрания. Ученики, вопреки нашим ожиданиям, выглядят хорошо: вежливые, опрятные… Директор школы, в которой учатся дети-мигранты из заколоченных домов, говорит: «Мы всегда учили такой контингент. Просто раньше эти люди назывались – лимитчики. Теперь называются – мигранты».

Самое важное – кто будет вашим соседом по лестничной клетке

Москва, ВДНХ, фонтан «Дружба народов». Фото: с сайта academic.ru

Западные социологи признают, что попытки интегрировать в социум толпы приезжих часто оказываются провальными. Американские социологи Алехандро Портес и Минь Жу даже выдвинули теорию «сегментной ассимиляции»: она основана на косвенном признании того, что мигранты вообще не могут ассимилироваться в принимающее их общество. Эти люди готовы приспособиться разве что к маленькому сегменту нового социума: наладить контакты с кем-то на лестничной клетке и – перенять привычки и взгляды на жизнь своего соседа.

Проблема, следовательно, не в том, как работают государственные интеграционные программы, а в том, кто окажется твоим соседом по лестничной клетке!

Россия счастливее своих западных соседей. Даже если сегодня в школе половина первоклассников не говорит по-русски, в нашей стране не знают феномена, который социологи называют «последствиями недобровольной миграции». Речь идет о детях, чьих предков когда-то насильно привезли в страну.

Историческая память каждой семьи значит очень много. Она подталкивает детей не принимать нормы того общества, которое жестоко обошлось с их предками. Такие дети формируют свою культуру, которую исследователи давно уже назвали «антишкольной». Базируется она на презрении к стране проживания, к ее законам, к тем, кто их учит в школе и – особенно к тем сверстникам, которые прилежно и хорошо учится.

Классический пример – корейцы, насильно завезенные на работы в Японию во время Второй мировой войны.

«Сегодня в Японии о потомках этих недобровольных мигрантов бытует примерно такое же мнение, как об пуэрториканцах в Америке, – рассказывает руководитель Научно-учебной лаборатории социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербург) Даниил Александров . – Корейские дети не хотят учиться, собираются в банды, а корейские кварталы в японских городах считаются самыми опасными. Зато в США, куда корейцы приезжают как добровольные мигранты, они являют собой пример одной из самых успешных этнических групп: легко ассимилируются в американское общество, являются прилежными учениками в школе и в вузе, делают прекрасные карьеры».

В США есть свои недобровольные мигранты, – потомки африканских рабов, привезенных в США. Они живут в стране много поколений, но так и остались мигрантами, не принимающими ее культуры. Эти подростки даже в школе отвергают ценности образования и относятся к отличникам как к маргиналам. На школы, где таких детей – большинство, власти давно уже махнули рукой.

Национальность не влияет на дружбу

Учитывая этот печальный опыт, исследователи из лаборатория социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербург) задались вопросом: как дети-мигранты относятся к учителям и сверстникам? Бойкотируют ли россияне своих сверстников из семей мигрантов? Есть ли в петербургских школах сегрегация по этническому признаку?

Был применен необычный социологический метод – сетевой анализ (Social Network Analysis). Каждый ребенок из 419 классов в 104 школах Петербурга называл в анкете своих друзей, приятелей и тех, с кем он просто общается в классе. Его ответы проверялись по анкетам его одноклассников. Затем ученые расчертили схему сети взаимоотношений всех учеников и составили полные карты общения для всех классов.

Среди участников опроса были украинцы и белорусы (22, 4%) азербайджанцы (9,1%), армяне (13, 1%), народы Средней Азии (10,3%) и Северного Кавказа (8, 5%), грузины (6%), другие народы (финны, немцы, эстонцы, литовцы, латыши, буряты, калмыки, китайцы, корейцы)– 0,7%. Еще 8,5% детей происходили из смешанных семей (например, украино-молдавских).

Выяснилось, что национальность учеников не влияет на отношение к ним в классе. Россияне (этническое большинство) при выборе школьных друзей не обращают внимания, откуда приехали их одноклассники и кто они по национальности.

Кстати, 20% среди детей этнического большинства сами оказались внутренними мигрантами (то есть приехали в Петербург из других регионов России).

«Русские дети в исследованных нами школах дружат со всеми: они не выбирают себе друзей по этническому принципу. И это нас порадовало, – рассказал руководитель Научно-учебной лаборатории социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербург) Даниил Александров – Такая ситуация складывается, если в каждом классе насчитывается примерно по 8 иноязычных детей.

Если же в классе 1 или 2 иноязычных ребенка, то картина – иная: возникают мигрантские коалиции, противостоящие остальному классу.

Например, для меня было полной неожиданностью, что, оказавшись в русскоязычном классе, подружились армянин и азербайджанец. Не то что бы это невозможно, но – нетривиально. Более того – у этих ребят возникла самая искренняя и нежная дружба. Мотив оказался таков: «мы оба с Кавказа, а все кавказцы дружат». Если вместе с русскими в одном классе учатся узбек и азербайджанец, они объединяются, говоря: «мы – мусульмане, у нас свои обычаи, мы не похожи на русских».

Иноязычные дети находят способ консолидироваться, даже если для этого нужно присвоить себе новую идентичность.

23, 6% детей из семей, говорящих на азербайджанском, армянском, грузинском, кабардинском, лезгинском, таджикском, узбекском, киргизском языках, называли себя в анкетах русскими! Социологи предположили, что слово «русский» служит для них синонимом понятия «гражданин России».

Как учеба?

Петербургских социологов волновало, как относятся дети-мигранты к учебе? Какова норма иноязычных детей в классе? Не станут ли они со временем, подобно чернокожим ученикам в школах США, питательной средой для разрушительной «атнишкольной культуры»?

Ученикам из 598 школ Санкт-Петербурга в возрасте от 14 до 16 лет раздали анкеты, где отношение к учебе было измерено серией из десяти вопросов («Учеба в школе – это напрасная трата времени»; «Можно достичь успеха в жизни, даже если плохо учишься», «Я готов ездить в школу далеко от дома, лишь бы она была хорошая» и т.д.).

И вот еще одно открытие: мотивация к учебе у детей-мигрантов значительно выше, чем у их одноклассников.

Они считают ценностью хорошее образование.

Рухнул миф и о том, что мигранты учатся плохо. Оказалось, все дети, родившиеся в Петербурге, учатся ОДИНАКОВО (в зависимости от своих способностей, мотивации и пр.), но независимо от их этнического происхождения. Даже среди учеников гимназий и лицеев с высокими академическими требованиями социологам не удалось обнаружить статистически значимых различий между успеваемостью детей-мигрантов и большинством их одноклассников.

Важно подчеркнуть: речь идет о детях-мигрантах, родившихся в Петербурге.

У тех, кто приехал в Россию в школьном возрасте (после 7 лет) успеваемость хуже. Просто эти дети (26,7% от всех детей-мигрантов Петербурга, участвовавших в исследовании) хуже владеют русским языком.

Именно с ними и должны усиленно работать школьные учителя.

«Педагогические коллективы этих школах знают, что такое работа с логопедом и не боятся дополнительных занятий по русскому языку, – рассказывает Даниил Александров. – Такие занятия становятся огромной нагрузкой для учителей. Но в школе на это идут: ведь овладение русским языком является ключевым для обучения детей-мигрантов».

Говорите с мамой по-русски!

«Большинство родителей-мигрантов признают авторитет школы.

Более того – по ряду пунктов школа для них – это ключевой институт адаптации в обществе, – говорит руководитель Научно-учебной лаборатории социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербурга). – Школа – это социальное российское пространство, с которым родители-мигранты сталкиваются ближе всего. Ее требования к поведению, одежде, питанию детей для них являются образцовыми и непререкаемыми.

Интересно, что в азербайджанской культуре, где женщины живут в семье, а мужчины общаются с внешним миром, (если предстоит серьезный разговор с директором школы – придет отец, а если вызывает на беседу учительница, то – мать), школа оказывается единственным местом, куда азербайджанская женщина может устроиться на работу: например, уборщицей или гардеробщицей.

Мужья никогда не отпустили бы своих жен работать. Но выполнять какие-то обязанности в школе, где учатся их дети, – другое дело.

Многие родители пытаются выучить русский язык именно через школу. Иногда посредниками становятся их собственные дети, приносящие язык из школы в семью».

Сегодня ученики-мусульмане могут питаться халяльной пищей далеко не в каждой школьной столовой, а девочкам запрещено надевать на занятия исламскую одежду. Однако в Петербурге родители-мигранты принимают эти ограничения и признают их легитимными.

«В семье обязательно должен быть полицейский»

О чем мечтают дети-мигранты в петербургских школах?

72% из них ответили социологам, что намерены учиться в вузах. Либо – на врача, либо – на полицейского.

«Мальчики – особенно азербайджанские – ответили: мы пойдем либо в Полицейский колледж в Петербурге, либо в академию ФСБ, – сказал Даниил Александров. – Дети, чьи родители ведут мелкий бизнес на рынке, знают: полиция – это фактор угрозы, а значит, в семье очень важно иметь полицейского».

И кто тут понаехал?

Следует добавить: дети-мигранты – благо для любой школы. В нулевые годы (когда Россия, казалось, уже никогда не выползет из демографической ямы) именно эти дети спасли многие петербургские школы от закрытия.

«В условиях нормативно-подушевого финансирования дети-мигранты для школ рабочих районов – спасение, – отмечают эксперты. – За каждым ребенком должны приходить деньги на его обучение. Чем больше детей – тем лучше финансовое положение школы, тем больше свободы она может себе позволить. Поэтому сегодня в разных городах школьные администрации сознательно начинают набирать именно этот контингент детей. Некоторые петербургские школы даже стараются закрепиться в статусе экспериментальной площадки по обучению мигрантов».

Петербургские учителя бурно возмущаются, говоря о приезжих-мигрантах, но… очень любят своих учеников, не знающих русского языка. Их хвалят за стремление учиться, послушание, уважение к школе.

«Мы выяснили поразительный факт. Со стороны учителей проявляется амбивалентное отношение к миграции вообще и к этим ребятам в частности, – признал, завершая свой доклад на семинаре НИУ-ВШЭ, Даниил Александров. – Когда разговариваешь с учителями о проблемах миграции, педагоги дружно выражают свое возмущение: «Понаехали тут всякие!»… Через некоторое время задаешь педагогам вопросы о конкретном классе, об их учениках из семей мигрантов. И учителя – в полном восторге. «Такие хорошие дети, – повторяют педагоги, – и всегда такие чистенькие, хотят учиться, уважают учителей. А какие хорошие родители: всегда приходят, когда вызываешь их в школу!».

…Одним словом, трудные, но благодарные ученики, хорошие дети, хорошие семьи… Но стоит выйти за школьный порог, как тот же учитель начинает возмущаться: «Понаехали тут, а?..».

В открытом доступе нет информации о том, сколько детей мигрантов учатся в российских школах. Нет отчетов госинститутов о том, какие программы существуют для их интеграции в российское общество. За последние 5 лет были случаи , когда детей мигрантов не принимали в школы или отчисляли из-за отсутствия регистрации или полиса медицинского страхования.

В статье 78 закона об образовании РФ написано: «Иностранные граждане обладают равными с гражданами Российской Федерации правами на получение дошкольного, начального общего, основного общего и среднего общего образования». Отказываясь принимать детей мигрантов, администрации школ нарушают их право на образование.

Максатбек Абдуназар открыл образовательный клуб для детей мигрантов в Москве. Там ребенка готовят к поступлению в российскую школу. Максатбек родом из Кыргызстана, в этом году он окончил магистратуру в Высшей школе экономики по программе «Доказательная и образовательная политика». Для спецпроекта «Айналайын» мы поговорили с Максатбеком о том, как создавался клуб для мигрантов «Билим».

О детстве

В 2002 году моя семья переехала из Кыргызстана в Россию. В 10 лет пошел в пятый класс московской школы. Для меня переезд в другую страну был шоком. Я плохо владел русским языком, поэтому не успевал по учебе. Не мог общаться со сверстниками, и из-за этого встречался с насмешками.

Сложно было не только мне, но и родителям. Они не знали, как устроить детей в российскую школу. В то время были посредники, которые примерно за 250 евро могли помочь найти место для ребенка. Но мой отец решил сделать все сам. Помню, когда я вошел в кабинет директора, тот сказал: «Добрый день, еще раз добрый день, я Добриков». Тогда мне сразу показалось, что он добрый человек.

О помощи детям

Во Вконтакте есть группы «Подслушано в Москве у кыргызов» и «Кыргызы в Москве» . Там сидит молодежь. Они встречаются, ходят на пикники и тусовки. Я был на их сходках пару раз. Мне казалось тогда, что можно собрать этих людей и вместе делать что-то полезное.

Появилась идея помогать детдомовцам из Оша. Я решил собирать вещи на Avito, которые отдаются даром: одежду, детские игрушки, канцтовары. У нас была маленькая команда из трех человек. Мы договаривались с людьми, а ребята из пабликов Вконтакте забирали вещи. Потом мы нашли машину, которая отвезла все в Ош, в детский дом для инвалидов. С этого момента я стал верить, что все возможно, главное - захотеть и найти людей.

Я решил собирать вещи на Avito, которые отдаются даром: одежду, детские игрушки

Но тогда мне показалось, что материальная помощь - это лишь временная поддержка. Поэтому решил уйти, но ребята еще занимаются этим. Потом я нашел центр адаптации и обучения детей беженцев. Устроился туда волонтером: помогал детям из Афганистана и Таджикистана освоиться в России, учил их математике. Мне там не понравилось, потому что к волонтерам не было никаких требований: мы могли учить детей чему угодно. При этом ученики не ценили твой труд и время, потому что помощь была бесплатной. А я готовился к урокам с детьми, действительно хотел им помочь.

О создании «Билим»

После школы поступил в университет, чуть позже пошел в российскую армию. После службы захотелось сделать что-то полезное. Заметил, что в Москву приезжают трудовые мигранты с детьми - в этих ребятах увидел себя в прошлом и решил чем-то помочь.

Заметил, что в Москву приезжают трудовые мигранты с детьми - в этих ребятах увидел себя в прошлом и решил чем-то помочь

В центре адаптации и обучения детей беженцев я встретил профессора из Канады Алексию Блок. Она предложила работу ассистента в научном исследовании: я находил мигрантов и проводил с ними глубинные интервью, спрашивал про трудности, с которыми они встретились после переезда в Москву. Мы работали вместе два месяца. Для меня это было введением в «Билим». Когда узнаешь проблемы людей о том, что они не понимают русского языка, не представляют, как устроить ребенка в школу, тебе хочется помочь. Некоторые родители не знали даже, что у детей есть право на образование в России. Тогда в голову пришла идея: открыть образовательный клуб для детей мигрантов. Я спрашивал родителей о том, хотели бы они такой центр. Они, конечно, отвечали «да».

Мне хотелось открыть клуб, который бы отличался от тех, что уже были на тот момент. Во-первых, в «Билим» курсы платные, ведь так дети и родители будут ценить помощь преподавателей. Средняя стоимость обучения за месяц - 5 000 рублей (27 500 тенге). Во-вторых, мы финансово независимы. Если родители платят, я могу покрывать расходы. Нужен был проект, который бы сам себя окупал.

Я рассказал отцу об идее открыть «Билим». Он, как всегда, сказал: «Нет, сынок, лучше устройся на работу, чем в это верить». Тогда я решил выложить в интернете фейковое объявление о том, что в Москве есть сеть обучающих центров для мигрантов. Хотел узнать, есть ли спрос на это.

Рассказал отцу об идее открыть «Билим». Он, как всегда, сказал: «Нет, сынок, лучше устройся на работу, чем в это верить»

Поспорил с отцом: если будет больше ста объявлений, то мы откроем клуб. Через три недели звонки пошли. Я спрашивал мигрантов о том, где они живут, сколько лет их детям. В итоге было больше 100 звонков. Показал отцу контакты, имена, возраст этих людей. Сказал, что, скорее всего, хотя бы 2 % звонивших придут. Чтобы покрыть расходы на аренду, зарплаты преподавателей, мне нужно было 25 учеников.

О трудностях

Сначала нужно было найти спонсоров, но у меня не получилось. Чаще всего инвесторы говорили, что мигранты приехали в страну работать, а не учиться, им нужно зарабатывать деньги и отправлять их на родину.

Еще важно было решить, как юридически оформить организацию: НКО, ООО или ИП. Если как НКО или ООО, то мы бы зависели от грантов и не могли получать деньги за услуги. В итоге мы оформили «Билим» как ИП.

Сейчас в «Билим» - 350 учеников

О курсах и программах

Мы открылись в 2015 году. В первый год у нас было 150 учеников. С каждым годом их количество растет минимум на 50 человек. Сейчас в «Билим» - 350 учеников. Вначале у нас были только курсы русского языка для детей, потом открыли курсы по математике и английскому языку.

У нас захотели учиться взрослые, и тогда мы стали преподавать им математику, русский и английский языки. Сейчас у нас множество курсов для детей и взрослых, есть даже корейский и китайский языки.

Наша образовательная программа начинается с ознакомительной беседы. Сначала разговариваем с родителями: спрашиваем, например, как зовут ребенка, сколько лет, были ли уже какие-то проблемы, чего они хотят от ребенка. Бывает, что родители хотят подготовить ребенка к кыргызской или узбекской школе, а сейчас временно живут в Москве. Потом беседуем с ребенком: спрашиваем, например, как зовут родителей, какое сейчас время года. Это типичная беседа при устройстве в первый класс в московских школах.

У нас отдельные курсы для детей разных возрастов. Если это дошкольник, то мы определяем его в подготовительный класс. Если это ребенок школьного возраста, то, скорее всего, будем заниматься с ним индивидуально.

Детей из дошкольной группы готовим по четырем предметам: чтению, счету, русскому языку и окружающему миру. После курсов они могут читать по слогам, считать до двадцати минимум, рассказать о себе и семье, об окружающем мире: о том, какое сейчас время года, в каком городе они живут, какая погода за окном.

При устройстве, например, в 8 класс проводятся неформальные экзамены по русскому языку и математике. Поэтому мы готовим детей к восьмому классу по этим предметам.

Все наши программы составляются на основе ФГОС (федерального государственного образовательного стандарта). По нему восьмиклассник, например, должен знать русский язык и разбираться в алгебре и геометрии.

Мы также учитываем программы самой школы. Они бывают с углубленным изучением языка, технических или гуманитарных предметов. Семьи предварительно выбирают школу, в которую хотели бы поступить. На сайтах школ в открытом доступе есть программы разных классов. Опираясь на них, готовим ребенка к поступлению.

О помощи родителям

Мы также работаем с родителями. Например, приезжает семья, и у них не получается отдать ребенка в школу. Мы подсказываем родителям, какие нужны документы при устройстве в школу. Помогаем заполнить заявление, открыть личный кабинет на портале госуслуг и электронную почту.

Рассказываем им, как получить полис обязательного медицинского страхования (ОМС). По соглашению Евразийского экономического союза, в который входят, например, Казахстан и Кыргызстан: если мигрант работает в России, он может получить полис ОМС. Это особенно важно знать семьям, в которых скоро родится ребенок. Обычно на платные услуги у мигрантов не хватает денег. А ОМС открывает им доступ к бесплатной медицинской помощи.

По соглашению Евразийского экономического союза, в который входят, например, Казахстан и Кыргызстан: если мигрант работает в России, он может получить полис ОМС

О преподавателях

Сначала мы хотели давать работу мигрантам, у которых есть высшее педагогическое образование. Потом поняли, что они не могут подготовить детей к школе, потому что не имеют опыта работы. Сейчас набираем преподавателей, у которых уже был опыт преподавания.

О внеклассных встречах

Советуем родителям помимо курсов ходить на наши мероприятия. Раз в месяц мы ходим в музеи с детьми. Каждое третье воскресенье по акции можно посещать российские музеи бесплатно. Сами организовываем экскурсии и праздники, проводим турниры по футболу, шахматам и шашкам. При Высшей школой экономики есть конкурс студенческих инициатив - обычно там участвуем и получаем финансирование на организацию мероприятий. Многие дети сидят дома и не общаются друг с другом, и для них настоящее счастье выйти в свет, получить медали и грамоты.

Об устройстве в школу

У нас учатся в основном дети трудовых мигрантов, мы берем всех. Приходят также внутренние мигранты из Волгограда и Екатеринбурга. Есть дети из Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана и Таджикистана. Примерно 85 % детям после «Билим» удается поступить в российские школы. Остальные 15 % - это те, чьи родители передумали жить в Москве.

Примерно 85 % детям после «Билим» удается поступить в российские школы. Остальные 15 % - это те, чьи родители передумали жить в Москве

О сотрудничестве с российскими школами

Обычно учебные учреждения относятся к нам враждебно, но потом понимают, что мы решаем их проблему, и потихоньку отправляют учеников к нам на курсы. А мы подтягиваем детей к их программе.

Другой вид сотрудничества - когда совместно проводим спортивные конкурсы и новогодние елки. Например, собираем детей на интеркультурный футбол, в нем участвуют ребята из разных стран.

О партнерах и наградах

С Высшей школой экономики мы партнеры. Университет выделяет деньги на внеучебные мероприятия, а мы даем контакты детей и родителей исследователям из Вышки.

«Билим» участвовал в КиВО (конкурсе инноваций в образовании) и победил в конкурсе зрительских симпатий. Получая награды, мы понимаем, что решаем проблему, которая важна не только для нас.

Мы понимаем, что решаем проблему, которая важна не только для нас

Фотографии: предоставлены героем

Дети - наше будущее? Да! И не только лично наши. Дети, живущие в нашей стране, - это будущее государства. А поскольку государство многонациональное, то очевидно - наше будущее очень зависит от того, как решаются национальные проблемы в самом раннем возрасте.

Возьмем наиболее острый вопрос: дети мигрантов.

В России только в 2016 году более 14 млн. иностранных граждан и лиц без гражданства были поставлены на миграционный учет. Многие из них приехали с детьми. Семейные мигранты по сравнению с другими категориями более дисциплинированны. Более того, они чаще всего планируют длительные сроки пребывания в России и в перспективе собираются здесь остаться жить и работать. То есть их дети - во многом наше будущее.

Как им живется в нашей стране? Как они адаптируются к новой действительности? Какое отношение у них сформируется к России, когда они вырастут?

С одной стороны, в правовом поле всё вроде бы хорошо. С момента прибытия в страну несовершеннолетние дети иностранных трудовых мигрантов попадают в правовое поле РФ. На них распространяются такие же правила, как и на взрослых: необходимо оформить временную регистрацию, с которой их пребывание в стране становится легитимным.

ПОДРОБНЕЕ ПО ТЕМЕ

Прибывшим вместе с родителями-мигрантами несовершеннолетним гарантированы правовые условия, уравнивающие их с российскими сверстниками. Для чиновников нет разницы, временная или постоянная регистрация у ребенка. Если ребенок дошкольного возраста, то родители-иностранцы так же, как и российские родители, могут поставить его в очередь в ясли или детский сад, а затем, дождавшись предоставления места, отправить его в выбранное учреждение.

Если ребенок достиг школьного возраста, то он может посещать среднее учебное заведение. Права этого ребенка на образование в России защищены Конституцией РФ и комплексом нормативно-правовых документов федерального и регионального уровня начиная с закона «Об образовании», а также международной Конвенцией о правах ребенка. Доступ детей мигрантов в учреждения среднего и высшего профессионального образования России также происходит без юридических ограничений, хотя и на платной основе.

Однако, есть НО. И их минимум три.

Первое - информация. Иностранные трудовые мигранты, как правило, не обладают всей полнотой информации как о своих правах и обязанностях, так и о правах и обязанностях своих детей. Это существенно замедляет процесс их интеграции в российское общество. Многие из мигрантов чувствуют себя относительно бесправными, чужеродными - и это чувство передается их детям. Однако вопрос здесь скорее не в реальном бесправии, а в низкой информированности о своих правах.

Второе НО - административное. Должностные лица на местах - директора детских садов, школ и других образовательных учреждений в некоторых случаях злоупотребляют своим положением и правовым невежеством мигрантов. Так, они могут потребовать документ о регистрации ребенка, а в случае его отсутствия отказать в приеме в свое учреждение, хотя согласно российскому законодательству отсутствие регистрации ребенка в подобной ситуации не должно быть препятствием.

Третье НО в основе своей имеет изоляционистскую позицию многих родителей-мигрантов. Есть существенный процент семей, в которых не предпринимаются достаточные усилия для инкорпорации детей в российское социально-культурное пространство. Детей не отдают в соответствующие их возрасту российские учреждения, держат их в рамках своей этнической общины, общаются с ними только на родном языке. В результате эти дети не знают русский язык, для них чужд российский менталитет, они живут в нашей стране как посетители. Очевидно, что последствия такой практики негативны как для самих детей (они долгие годы не могут адаптироваться к российской реальности), так и для страны в целом.

Парадокс: правовое поле предоставляет детям мигрантов реальные возможности адаптации в обществе, но у самого общества не хватает механизмов заставить эти возможности работать.

Что мы получим в долгосрочной перспективе? Изолированные субкультуры потомков мигрантов, негативно относящиеся к носителям российского менталитета? Или гармоничную систему отношений представителей разных наций на территории завтрашней России?

Чтобы выйти из этого порочного круга, нужен комплекс системных мер. Прежде всего это научные исследования. Сегодня такие работы ведутся. Только за последний год Российский государственный социальный университет по заказу государства провел более десятка масштабных исследований, в которых так или иначе изучалась тема трудовой миграции. Эту работу нужно продолжать и расширять, концентрируясь на проблемах жизненного пути подрастающего в семьях мигрантов молодого поколения. Нужна комплексная программа государственных мер, ориентированная на интеграцию детей-мигрантов - без потери их национальной идентичности - в российское общество.

Мы должны помнить: проблема детей сегодняшних мигрантов - это завтрашняя проблема нашего многонационального общества в целом.