Фото Евгения Фельдмана

На Книжной ярмарке, которая закрылась в воскресенье, прошла дискуссия «Снижение грамотности населения и социально-культурная ответственность издательств», организованная газетой «Книжное обозрение». Обсуждать ключевой вопрос постсоветской гуманитарной жизни народу пришло немного — видимо, остальные возможные участники дискуссии сочли проблему неразрешимой.

«Книгуру» — конкурс, учрежденный Федеральным агентством по печати. Он ищет новые темы и новых авторов, пишущих для подростков. Люди присылают тексты, эксперты их читают, составляют из лучших длинный список, потом — короткий. Этот список финалистов мы выкладываем на сайт http://книгуру.рф, и тут к работе приступает открытое жюри, куда может при желании войти любой подросток. Взрослые здесь уже ничего не решают, поэтому экспертам очень важно правильно оценить текст на первых этапах его конкурсной жизни.

На сентябрьской Московской книжной ярмарке издатели представляют бумажные книги победителей «Книгуру» предыдущего сезона. Здесь же стартует новый сезон, уже третий, и сейчас как раз идет прием рукописей.

Работая в этом проекте, постоянно читая рукописи, начинаешь понимать: одна из причин «новой безграмотности» — в том, что человек не дает себе труда перечитать свой текст. Не важно, идет ли речь о письме, о сообщении в блоге или о литературном порыве. Также ясно видишь: текст, который автор не дал себе труда перечитать, — хорошим (даже просто дельным) не бывает. Не бывает текстов очень талантливых — и абсолютно безграмотных. Эксперты «Книгуру» по крайней мере пока таких не встречали.

Общее падение грамотности не заметить невозможно. Кажется, и грамотных корректоров остались единицы. Я говорю о Москве. Чем дальше от Москвы — тем их меньше. Беда с орфографией, пунктуацией, синтаксисом. С научным аппаратом книг, который теперь часто не выверяется вовсе. С общекультурным уровнем редакторов и переводчиков.

Есть проблемы и хуже (хотя они, конечно же, связаны). Падает грамотность школьных учителей, в том числе русского языка и литературы. Еще лет двадцать назад многие «русички», уволившись из школы, устраивались работать корректорами — и вполне приличными корректорами. Нынешние, боюсь, не потянут. Сейчас в дневнике школьника можно встретить запись «ОпАздал на урок». А юные словесницы правят грамотные работы шестиклассников в соответствии со своими представлениями о прекрасном.

Что делать с издателями — не знаю. Административный ресурс тут, по-моему, будет бессилен. Но ответственность за изданное люди должны нести.

У нас есть профессиональная премия «Абзац» — с номинацией «За худшую корректуру». Она вручается раз в году. А вот, скажем, газетная рубрика «Опять двойка» с названиями издательств, фамилиями корректоров и вообще с разбором полетов могла бы стать ежемесячной и даже еженедельной. Но одновременно нужна и награда для самых грамотных издателей и самых ответственных корректоров.

Нужен знак добротности книги, который будет стоять на обложке. Хотя бы в детской литературе: чтобы родители были уверены в книге, которую покупают ребенку! К сожалению, не все родители могут адекватно оценить детскую книгу перед ее покупкой — значит, им нужны заслуживающие доверия подсказки.

У нас нет национальных орфографических конкурсов, какие есть в англоязычных странах. Но такие конкурсы — инициатива государственная. А есть и «инициатива снизу»: в Рунете сейчас все больше народу причисляет себя к так называемым Grammar nazi, то есть к тем, кто готов «сортировать» людей по уровню грамматической полноценности. Невозможно же читать некоторых деятелей, которые не умеют склонять числительные, увечат приставки и в упор не видят разницы между «тся» и «ться».

Участники движения всячески подчеркивают в Сети, что никак не связаны с идеологией Третьего рейха. Аттестуют они себя как «национал-лингвистов, лингвофашистов, грамотей-опричников… агрессивных грамотеев с врожденной грамотностью и обостренным чувством прекрасного». Такой грамотей «раздражается, когда кто-то допускает грамматическую или орфографическую ошибку, и мгновенно бросается в атаку, размахивая словарями и ссылками на Грамоту.ру». На своих сайтах «грамотей-опричники» размещают портреты Дитмара Эльяшевича Розенталя, поскольку общеизвестно (было когда-то общеизвестно), что лучшие учебники и справочники по русскому языку — это книги Розенталя.

Я вроде как к этому движению не принадлежу. Но с тезисом «Безграмотность разрушает нацию» согласна абсолютно. Люди, которые сами пишут грамотно, имеют право (может быть, и должны) требовать грамотности хотя бы от тех, кто участвует в их форумах, оставляет комментарии в их блогах.

И стоило бы вовлечь в войну за грамотность ту самую Сеть, в которой сидят дети. Грамматическая премия Рунета с несколькими номинациями (одна из них обязательно — для бумажных книг) могла бы тоже стать знаком грамматического качества издания.

Безграмотность надоела уже всем. Рядом со мной сидит коллега, старший научный сотрудник Российской книжной палаты, критик, эксперт «Книгуру» Мария Порядина. Я бы хотела обратить внимание публики на значок, приколотый к шарфу Марии Евгеньевны.

На нем написано: «За тся/ться порву».

Это естественное чувство: каждый из нас профессионально читает десятки рукописей. А уровень рукописей все чаще свидетельствует: даже школьные вопросы «Что делает?» или «Что делать?» при использовании глаголов авторы уже не могут поставить.

И профессиональная реакция на это… Впрочем, на значке Марии Евгеньевны все написано.

Ксения Молдавская - эксперт и критик детской литературы, педагог - в интервью «Правчтению» рассказала о том, что такое хорошая детская книга

Беседовала Юлия Мялькина/pravchtenie.ru
Фото: Алиса Власова/pravchtenie.ru

Самый главный вопрос, который я хотела вам задать, готовясь к этому интервью: что критик детской литературы, хорошо ориентирующийся в современном литературном процессе, посоветует читать детям? Это вопрос, который беспокоит всех родителей, по крайней мере, в моем окружении .

Ксения Молдавская: Понимаете, никогда нельзя ставить диагноз по фотографии:

все-таки надо понимать, что ребенок любит, чем он увлекается, у одного ребенка книжка идет на ура, а у другого, даже у родного брата, может не пойти вообще.

Ближайший ко мне пример - у меня дети-погодки, они, правда, уже совсем взрослые, и даже могут жениться, но старшенький фанат всякой «фэнтезятины», героических саг. Он один из трех известных мне людей, который одолел , причем в оригинале. Младший же не читал даже , зато читает Вудхауса по-английски и очень увлекается комиксами. Он так хорошо знает эту культуру, что я у него консультируюсь и получаю очень внятные советы. И вообще когда мы с ним начинаем говорить о высоконьком, выясняется, что он лучше разбирается в литературе, чем старший - студент филологического факультета МГУ. Это была пятиминутка материнского хвастовства.

Ведь, правда, редко кто знает ребенка лучше родителей, и все советы, в том числе учителей и специалистов, должны опираться на это родительское знание.

Поэтому когда у меня просят совета,

я стараюсь советовать родителям, а не детям, и вообще вся моя работа направлена на взрослых.

Родители могут отслеживать разные источники информации, могут постоянно читать сайт , могут постоянно читать рецензии , могут читать , сайт «Буки» , они могут отслеживать новинки, и выбирать то, что заинтересует их ребенка.

Но все-таки как оценить качество литературы и выбрать то, что нужно ребенку?

Ксения Молдавская: Мы же не говорим об абсолютной оценке? Мы говорим об оценке в семье? Так вот, существуют довольно простые вопросы, ответив на которые родитель может оценить книгу: 1) меня устраивает, как она написана? Грамматические ошибки и логические нестыковки не режут ли глаз? 2) меня устраивает тематика книги? Готов ли я продолжить разговор на эту тему со своим ребенком? 3) Меня устраивает этическая и эстетическая позиция автора? И, если не устраивает, готов ли я обсуждать это со своим ребенком? Да даже, если и устраивает. 4) Зачем это нужно моему ребенку? Будет ли ему интересно? 5) Зачем мне нужно, чтоб ребенок это прочел?

Ребенку нужно то, на что у него существует внутренний запрос. Собственно, для чего дети читают книги?

«Любите книгу - источник знаний» - это очень вредный подход.

А что такое «хорошая детская литература», можете дать определение этому понятию?

Ксения Молдавская: Хорошая детская литература - это та литература, которая дает ребенку, во-первых, много ответов, во-вторых, развивает его, причем развивает и его склонность к рефлексии, и стимулирует внутренние познавательные процессы.

Чем хороша для людей подросткового возраста? Тем, что сейчас все непонятные слова можно сразу «загуглить», открыть «Википедию» и сделать себе пометки, составить списки для чтения, списки просмотров. Это очень хорошо, и этой возможности, которая есть у современных детей, надо радоваться.

Кроме того, хорошая детская книга - это книга, которая отвечает чаяниям родителей. Потому что я могу 188 тысяч раз сказать, что - гений и что книжки у него прекрасные, но всегда будут люди, которым он не понравится. Это просто не их автор, и для них книга Гиваргизова, как ни извернись, не будет хорошей.

Переводную книгу современного иностранного автора можно считать хорошей литературой?

Ксения Молдавская: Это прекрасно! Почему ж нельзя-то?! Разве что переводчик убьет книжку насмерть, как Брауде убивала муми-троллей. Дело в том, что

кроме национального контекста существует общемировой контекст. Вопрос в том, хотим ли мы сидеть за своим забором или хотим вписываться в общество и понимать, что происходит в мире.

Маленький пример. Когда , лет десять назад принес на наш рынок «Очень голодную гусеницу» Эрика Карла, этой книжке в тот момент было 35 лет, и она сделала в мире приблизительно то же, что и . У нас же везде в культуре реминисценции из этого произведения Льюиса Кэрролла. Вообще я считаю, что на «Алисе», на легендах Артуровского цикла построена половина мировой культуры. Еще четверть - на Толкине, но Толкин в свою очередь построен на легендах Артуровского цикла. Хотя он там притворяется, что это какие-то скандинавские саги…

Так вот «Очень голодная гусеница», как выяснилось, - это книжка, на которой построена некоторая часть современной культуры. Причем если ты не знаешь, что такое «Очень голодная гусеница», ты теряешь какой-то кусок смысла… И вот поэтому, мне кажется, великое дело - вписывать детей в контекст мировой культуры. Кстати, взрослые тоже должны вписываться.

Да ладно «Гусеница». Вон, Библия - это, между прочим, тоже переводная литература.

Вот вы говорите, что нельзя спрашивать у детей: «Что хотел сказать автор?» А как тогда работать над текстом, например, на уроках литературы?

Ксения Молдавская: От преподавания регулярных предметов я сбежала 25 лет назад. Уроки литературы в школе в том виде, в котором их принято проводить, я считаю препарированием, патанатомией, а не литературой. Мне это неблизко. Я считаю, что можно заниматься комментированным чтением, но не должно быть никакого разбора, никакого анализа. Понимаете, после таких вопросов

дети очень боятся рефлексировать. Они с детского сада приучены, что есть какое-то правильное мнение, и есть какое-то неправильное. Правильное - то, которое нравится учителю.

И они стремятся угадать этот «верный ответ» . И в результате эта угадайка ни уму, ни сердцу. Хотя, конечно, есть прекрасные учителя, которые обсуждают, а не препарируют, зовут детей к рефлексии, а не к механическому формальному анализу - и я знаю этих учителей. Но и других - тоже знаю.

Я хочу задать вам вопрос как эксперту, в чем особенность детской литературы, в чем ее отличие от взрослой? Должна ли она «нести доброе, вечное» или необязательно, должны ли в ней быть совершенно определенные герои или проблематика?

Ксения Молдавская: Да, она должна нести нравственные ценности, но только она не должна с определенного момента это назойливо декларировать. Потому что, когда она декларирует, то получается совершеннейшая глупость. В детской литературе, как мне кажется, гораздо веселей, чем во взрослой, потому что, с одной стороны, она дает писателю возможность потешить своего внутреннего ребенка, причем не только в его современном состоянии, а утешить того ребенка, которого в детстве, может быть, обидели. Это с одной стороны. С другой - детская литература поддерживает ребенка-читателя и помогает ему разобраться в себе, в окружающем мире.

Конечно, в детской литературе есть некие обязательные ограничения. Например, закон о защите детей от информации, который я считаю непродуманным, нелогичным, неправильным. Но всё-таки даже его авторы заглядывали в учебник возрастной психологии и пытались как-то соответствовать. Ведь действительно, ребенку дошкольного и младшего школьного возраста очень важно, чтобы герой в конце вернулся домой или в то место, которое он сможет назвать своим домом. Как, например, Хоббит. Он уходит из дома, пускается в какие-то невероятные приключения, но он все равно возвращается домой, в свой уютный сад. Вот это

ощущение того, что твой мир всегда тебя ждет и всегда примет обратно, для ребенка очень важно.

Для ребенка постарше важнее что-то другое. Там герой может выбрать какой-то другой мир, что-то другое, но там тоже есть определенные психологические возрастные запросы. Но знание, что тебе есть, куда вернуться, оно и совсем взрослых греет. Притча о блудном сыне - она ж тоже об этом.

У современных подростков в голове жуткое количество тараканов. Сейчас страшная ситуация, ведь у многих их них есть какие-то психологические проблемы, диагностированные и недиагностированные депрессии, которые могут быть спровоцированы страшным давлением, которое подростки испытывают со всех сторон, какими-то личными проблемами или не спровоцированы вовсе, так тоже случается. Но в любом случае подростку нужна поддержка, и книга может стать такой поддержкой. И чаще это именно переводная литература, это скандинавские герои, которые немножечко в себе, зато у них очень напряженная внутренняя жизнь.

А пресловутый

«Гарри Поттер», его первые тома, например, работают в случаях, когда ты мечтаешь стать заметным или у тебя не складываются отношения в классе, когда ты изгой, когда ты жертва буллинга.

Хотя библиотерапия - это не моя область и я боюсь туда лезть «немытыми руками», потому что

библиотерапия очень мало отличается от традиционной медицины в смысле опасности самолечения.

Вы упоминали имя Толкина. В связи с этим вопрос: сейчас есть такая склонность современных детей к «страстям-мордастям», им нравится страшное, даже ужасающее. Как вы относитесь к такому в детской литературе?

Ксения Молдавская: Понимаете, ребенку необходимо пугаться! С одной стороны, это «ощупывание» страшного, с другой - познание себя, и с третьей - это необходимость убедиться, что, как бы ты ни испугался, все закончится хорошо.

Ведь в жизни у каждого человека на пути всегда стоят «страшные силы». Причем и мы сами, и дети сталкиваемся с ними каждый день: злой охранник, учитель или начальник, с которым нет взаимопонимания, необходимость сделать что-то совершенно невообразимое — на канат там забраться или диктант написать, позвонить в службу техподдержки, неважно — у человека все это может вызывать инфернальный ужас. Но главное — его преодолеть и выполнить миссию.

А вот можно вам такой вопрос задать? Читаете ли вы православную детскую литературу?

Ксения Молдавская: Вопрос в том, что мы относим к православной детской литературе. Если мы относим к ней книжки о православных святых, пересказы Библии в исполнении хороших и, главное, ответственных писателей, таких как Валерий Михайлович Воскобойников, - то да, я ее читаю с удовольствием. Если мы относим к православной детской литературе литературу, не противоречащую христианским и православным ценностям, выпущенную вполне воцерковленными православными людьми в издательстве , например, - то да, такая литература мою картину мира не нарушает и не возмущает. А если мы относим к православной литературе что-то, где очень много православных слов, но при этом чудовищное качество текста, - то нет, извините! Такой литературой мы просто рискуем изувечить детей, изувечить их восприятие мира и жизни. Поэтому

я за то, чтобы к слову «литература» не надо было добавлять слово «православная», за то, чтобы это была Литература с красивой буквы «Л».

Сейчас необязательно скупать всё, что хочется почитать с детьми, многие новинки современных издательств исправно закупаются детскими библиотеками. Но дети всё равно туда не ходят. Как вы прокомментируете такое положение вещей?

Ксения Молдавская: Комплектование и фонды библиотек мы обсуждать не будем. И предрассудки, что в библиотеки никто не ходит - тоже. Но вообще-то библиотека - это не то место, смысл которого можно оценивать в абсолютных величинах посещаемости. Просто раньше у нас было меньше возможностей доступа к книгам. Сейчас есть интернет. Сейчас библиотека выполняет функцию не только книгохранилища, хотя и книгохранилища тоже, но и культурного, мировоззренческого центра, что на самом деле тоже очень важно. Для многих детей это убежище, возможность, выхода за рамки своей социальной группы, социальной среды. Иногда в библиотеке вырастают совершенно удивительные дети, которые «в семье своей родной казались девочкой чужой» . И вот поддержку этих детей, которых не так уж много, в абсолютных величинах оценить нельзя. Это просто малые дела, которые надо делать.

Я ужасно люблю одну историю про семидесятые годы прошлого века в Карпатах, в Косовском районе Ивано-Франковской области в гуцульском селе Нижний Березов. Надо сказать, что гуцулы на Западной Украине считаются промежуточной формой жизни между украинцами и цыганами, ближе к цыганам, их всерьез-то не воспринимают. Говорят они на очень своеобразном языке, который очень сильно отличается от нормативного украинского. Человек, о котором я хочу рассказать, говорил даже не на нормативном, киевского извода украинском языке, а на языке львовского извода, и все село с уважением говорило, что «Дмитро Петрович умеет по-русски разговаривать!» Его звали Дмитро Петрович Фицыч. Он родился в Австро-Венгерской империи, видел Первую мировую войну еще подростком, во Второй мировой участвовал - это уже было после присоединения Западной Украины к Советскому Союзу, воевал в Красной Армии.

Дмитро Петрович заведовал Домом культуры вот в этом самом селе Нижний Березов Косовского района Ивано-Франковской области, высоко в горах. И перед ним стоял вопрос, как заставить вот этого самого гуцула, который живет натуральным хозяйством, участвовать в культурной жизни села? Фицыч шел на какие-то совершенно безумные ухищрения. Например, он устраивал какие-то конкурсы, смотры, бог знает что еще, а победителей обещал отвезти на три дня в Москву. Победителей всех этих конкурсов не могло быть одновременно больше, чем отсек плацкартного вагона Ивано-Франковск - Москва, то есть вместе с Петровичем их должно было быть не больше шести человек.

Фицыч дружил с моим папой, который заведовал отделом клубов и парков журнала «Культурно-просветительная работа». Петрович привозил своих пятерых колхозников к нам домой, они вот так вот вплотную стелили себе одеялки и ложились на полу, вставали в 6 утра и бежали по магазинам. Ну, маршрут туристический того времени был абсолютно понятен: ГУМ, ЦУМ, «Детский мир». Они, кстати, были очень вежливые все, не причиняли беспокойства и даже с удовольствием поддерживали беседу и со мной-школьницей, и с папой-журналистом, и с мамой-архитектором, и с бабушкой-скульптором, хотя это было немножечко похоже и для них, и для нас, на окно в совершенно невероятный Другой Мир. А возвращаясь домой, они всем своим привозили подарки, заказы какие-то, с восторгом рассказывали о поездке и призывали односельчан жить культурной жизнью в Доме культуры и вообще всячески повышать свой культурный уровень.

Так вот много-много лет спустя, когда уже не стало ни Дмитра Петровича, ни Советского Союза, я внезапно узнала, что

лучший перевод «Гарри Поттера» на иностранный язык, перевод, который считается эталонным, - это перевод на украинский. А автор этого перевода - создатель одного из самых интересных украинских издательств «А-ба-ба-га-ла-ма-га» Иван Малкович.

И вырос он в селе Нижний Березов Косовского района Ивано-Франковской области. И вот в этот момент у меня в голове очень многое встало на места. Не знаю, участвовал ли сам Малкович в культурных смотрах в своем селе, занимал ли призовые места, но все эти Петровичевы ухищрения, нашествие лауреатов конкурсов самодеятельности на нашу квартиру - все это стоило затевать ради того, чтобы в этом селе вырос один Иван Малкович.

Оригинал статьи:
«О православной литературе с большой буквы «Л»» - «Правчтение», 17 Марта 2017

Просмотры: 0

Критик детской литературы Ксения Молдавская - о том, почему этого писателя будут читать долго

14 августа ушел из жизни один из самых известных советских и российских детских писателей Эдуард Успенский. Ему было 80 лет, причиной смерти стал рак. Первая книга Успенского, «Дядя Федор, пес и кот», вышла в 1974 году. Вскоре по ней была снята серия мультфильмов про Простоквашино, которая принесла писателю всесоюзную славу. Он автор более 80 книг, по его произведениям сняты два художественных фильма. Успенский был также известным теле- и радиоведущим. Об ушедшем писателе и человеке «Реальное время» поговорило с критиком детской литературы Ксенией Молдавской.

- Чем замечателен вклад Эдуарда Успенского в детскую литературу?

Он создал нового героя - абсолютно аполитичного, живущего частной жизнью и мечтающего о дружбе. Вчера шеф-редактор портала «Год литературы» Михаил Визель написал в «Фейсбуке», что Чебурашка и Крокодил Гена – символы эпохи, романтики-шестидесятники. Я с ним все же не согласна. Потому что и Гена, и Чебурашка - это лузеры, которым было не место в советской литературе, даже в романтической советской литературе 1960-х. Они лузеры и собирают вокруг себя других таких же лузеров. У них нет«неформального лидера» и нет партийного руководства, они вообще все взялись непонятно откуда. И получилась чудесная дружба, а персонажи стали не просто архетипическими, а даже более популярными, чем Чапаев. И я думаю, что даже если бы про Чебурашку не создали мультфильм, все равно у этих героев была бы бешеная популярность. Хотя нет, мультфильм все равно не мог не родиться.

То же касается многих других его героев. По сути, он описал мир эскаписта, а эскаписту не место в официальной детской литературе, причем до сих пор.

- И дядя Федор из Простоквашино?

Дядя Федор - тоже эскапист. Его родители мечтают о судьбе эскапистов. Герои «Простоквашина» создают свой собственный социум, и это очень интересный опыт.

Почему тогда эти герои стали такими популярными в СССР, где все время говорили о социализации и гражданском долге?

Потому что при всем при этом все тогда мечтали куда-нибудь свалить. Свалить в тихий уютный выдуманный мир. Вы помните интеллигентский символ последнего десятилетия советской власти, позднего Советского Союза? Это кухня, на которой люди собирались, говорили - шепотом или погромче, говорили о своем, о частном, о дружеском.

«И Гена, и Чебурашка – это лузеры, которым было не место в советской литературе, даже в романтической советской литературе 1960-х. Они лузеры и собирают вокруг себя других таких же лузеров». Фото youtube.com

А почему тогда Чебурашка так популярен в Японии? И, кроме того, стал постоянным талисманом сборной России на Олимпиадах?

Он пушистый и с ушками. Что касается Олимпиад, то он никого не хочет победить, в нем нет и никогда не было агрессии. И это на самом деле парадокс, что абсолютно не агрессивный персонаж становится символом Олимпийских игр, где главное - это стремление к победе.

- Что говорят сейчас в писательской среде в связи с уходом Успенского?

Он помог огромному количеству людей, стал крестным отцом не менее чем трети авторов нашей современной детской литературы. Вчера весь «Фейсбук» пестрел словами: «Благодаря ему вышла моя первая книжка». Он откликался и помогал многим авторам. Например, я знаю две истории. Я училась в МГПИ им. Ленина, и там должен был выступить Успенский. Но на выступление пришло очень мало народу. Он обиделся, разозлился, сказал, что выступать не будет и уходит. Его на лестнице догнала моя однокурсница Татьяна Рик и сказала: «Эдуард Николаевич, простите, я пришла на ваше выступление, не могли бы вы взглянуть на мои сказки?». Успенский мог отказаться, но не стал, взял сказки, прочитал и предложил Тане «звонить, если что». А через год, когда ей пришлось пересесть в инвалидную коляску, она решила, что это и есть то самое «если что», и позвонила Эдуарду Николаевичу, напомнила о себе и своих сказках с педагогическим уклоном. Успенский тогда как раз создавал издательство «Самовар» и в нем - серию «Веселые учебники». И он хотел что-то настоящее. И он увидел, что в книжках моей однокурсницы Татьяны Рик есть то самое настоящее, что он ищет. Так что ее первые книги вышли с благословения Успенского. Он пытался также ей помочь с лечением и принял самое искреннее участие в ее судьбе. Он был очень искренний и увлекающийся человек.

Ольга Фикс, которая недавно выпустила в издательстве «Время» роман «Улыбка химеры» - это очень хорошая книга, советую почитать, ее ждет большая судьба, - рассказала вчера в «Фейсбуке», что когда ей было 17 лет, она набралась наглости и тоже пришла к Успенскому, и попросила прочитать ее тексты. Он был человек резкий, совершенно не политесный, но прочитал и сказал: «По крайней мере, тебя не противно читать». И она ему очень благодарна. Потому что это высокая похвала. Кстати, внезапно в комментариях к этому рассказу выяснилось, что при этой встрече в мастерской Успенского случайно присутствовала Татьяна Рик, которая пришла по поводу своих учебников, и она очень хорошо помнит эту сцену.

Его очень многие вспоминают с благодарностью. Моя френд-лента в «Фейсбуке» - это, по большей части, люди детской литературы, и они все пишут «спасибо, учитель». Это лейтмотив дня.

«Он помог огромному количеству людей, стал крестным отцом не менее чем трети авторов нашей современной детской литературы. Вчера весь «Фейсбук» пестрел словами: «Благодаря ему вышла моя первая книжка». Фото basilisk.livejournal.com

Он также участвовал в создании передачи «Спокойной ночи, малыши!», вел передачу «В нашу гавань заходили корабли» сначала на радио, а затем на различных телеканалах. Что можете сказать об этом?

Успенский был талантлив - он умел ухватить дух и суть времени, дать людям то, о чем они мечтали, может быть, даже неосознанно. И его передача «В нашу гавань заходили корабли» выходила 20 лет! Это огромный возраст. Эта передача стала целой эпохой, которая давала старшему поколению ощущение некой стабильности, связи с прошлым. А уж «Спокушки» и вовсе наше национальное достояние.

- А как вы оцениваете его новых героев, которых он создавал уже после перестройки - фиксиков, например?

Фиксики, думаю, выросли из «Гарантийный человечков», а о его книгах последних лет я бы сейчас не хотела говорить. Не время для этого. Я оцениваю их неоднозначно.

Почему герои Успенского не потерялись с развалом СССР, а уверенно конкурировали с пришедшими из-за рубежа мультгероями?

Потому что они существуют вне времени и вне реального пространства, хотя характеры их абсолютно реальны, да и коллизии - тоже. А вот этот эскапизм, который Успенский декларировал своими произведениями золотого периода, удивительное явление. Он напоминает анекдот про «бросить все и уехать в Урюпинск». Действие его книг происходит в условном Урюпинске. А нам до сих пор всем хочется уехать в Урюпинск. И не только нам.

Произведения Успенского были популярны в СССР, в постсоветское время он известен также как герой громких дел об отстаивании авторских прав, в том числе судился с «Союзмультфильмом». Он вообще преуспевал материально?

Что касается патентования, он поступал совершенно правильно. Потому что у детей есть такое качество: когда им что-то нравится, они легко это присваивают. Причем это даже не воровство, а знакомство с миром. И когда некоторые дети вырастают, им кажется, что присвоенное ими в детстве продолжает оставаться их собственностью. Они не задумываются о том, что у их детских книг и героев были авторы. Я не знаю, как жил Успенский при советской власти, хотя к 90-м годам он не бедствовал. Но судился он не за деньги и не из-за материальной выгоды. Судился он за честь детской литературы. Потому что все его процессы - это процессы против воров. Он шел вперед как ледокол, показывая другим литераторам, что воров можно победить. А ворам он показывал, что детские писатели - это не слабые и безответные детишки, к которым могут прийти старшие мальчики и вытрясти мелочь из карманов. Что у детских писателей есть зубы, клыки и когти, и они вполне способны задавить и затоптать жуликов. Своим весом Успенский пользовался иногда так, чтобы уничтожить кого-нибудь. Ему это удавалось, он умел.

«Он шел вперед как ледокол, показывая другим литераторам, что воров можно победить. А ворам он показывал, что детские писатели - это не слабые и безответные детишки, к которым могут прийти старшие мальчики и вытрясти мелочь из карманов». Фото teleprogramma.pro

И мало того, он таким образом создавал новостные поводы. Потому что детская литература для «серьезных» СМИ - это совершенно не новостной повод. У нас уже много лет существует конкурс на лучшее произведение для детей и юношества «Книгуру». Это уникальный конкурс, у которого нет аналогов в мире. Но это не новостной повод для «серьезных» изданий. Более того, когда лауреатов «Книгуру» награждают на одной сцене с лауреатами «Большой книги», ведущие снисходительно говорят детским писателям: «Ну ничего, вырастете и тоже когда-нибудь напишете большую взрослую книгу».

Так вот, Успенский делал новостные поводы. Да, скандальные, но «взрослые» новостные поводы, поэтому о нем писали взрослые, деловые, экономические и социально-политические СМИ.

Под его попечением был создан Фестиваль Чуковского - крупнейший праздник детской литературы, который проходит в Москве и в Переделкино на разных площадках, собирает писателей, артистов и огромное количество детей. После его ухода фестиваль продолжит существовать?

Конечно, он держался не на одном только авторитете, там работает целая команда. Безусловно, многое зависит от нашего департамента культуры, и я надеюсь, что он не отнимет финансирование.

За фестиваль этот Эдуарду Николаевичу низкий поклон. Потому что изначально организаторы к нему обратились именно как к танку и ледоколу, человеку, способному продавить любые чиновничьи барьеры. И благодаря Успенскому этот фестиваль существует уже 12 лет. Это открытая площадка, где собираются детские писатели и поэты из разных городов. А главное, этот фестиваль существует вместе с премией Чуковского, которая единственная в нашей стране вручается детским поэтам, там нет наград за прозу, только за поэзию. И очень хорошо, что чуковские ребята - руководитель фестиваля поэт Сергей Белорусц, литературовед и сотрудник музея Чуковского в Переделкине Павел Крючков, директор этого музея Сергей Агапов и другие прекрасные люди - успели наградить самого Эдуарда Николаевича, причем в номинации «Самый чуковский писатель». Это адекватная награда - и по масштабу личности, и по масштабу общественной значимости.

Можно ли сказать, что творчество Успенского останется на века? Сам он себя оценивал невысоко - называл себя мастеровым, не гением…

Он кокетничал. Читать его будут долго. Потому что дольше всего живут те книги, которые читают поколениями. А Успенского читают поколениями. С шестидесятых годов сколько поколений уже сменилось? Это книги, на которых росли бабушки нынешних шести-десятилетних читателей.

- А есть у него литературные наследники? Кто идет по его стопам?

Этот вопрос мне представляется не очень уместным. Потому что прелесть литературы в том, что каждый писатель имеет свой уникальный голос. Литература - это не школьное сочинение, сделанное по алгоритму. У Успенского остались ученики, люди, которых он поддерживал. Он поддерживал очень многих и, на первых порах, даже знаменитого и великого Андрея Усачева. Он помогал Стасу Востокову и много кому. У него остались ученики, и это его главные наследники. Его авторитет позволил нашей молодой детской литературе пережить двухтысячные, когда в отечественных авторов, за исключением Успенского и Остера, никто не верил, и вернуться во всем блеске нарядных страниц.

«Дольше всего живут те книги, которые читают поколениями. А Успенского читают поколениями. С шестидесятых годов сколько поколений уже сменилось? Это книги, на которых росли бабушки нынешних шести-десятилетних читателей». Фото youtube.com

- А что сейчас вообще происходит в российской детской литературе? Какие яркие имена вы можете назвать?

Это долгий разговор. Я могу сейчас прочитать вам четырехчасовую лекцию о детской литературе постсоветского периода, но лучше просто назову два ярких проекта. Первый - это фестиваль Чуковского, открытые четыре мероприятия которого - литературные костры «Здравствуй, лето!» и «Прощай, лето!» проходят на переделинской даче, а день рождения Корнея Чуковского и награждение премией Чуковского в Доме литераторов. Вход туда всегда бесплатный. И там выступают очень многие интересные писатели, на которых стоит обратить внимание. Интересные, веселые, умеющие общаться с аудиторией. Поэтому если родители детей младшего школьного и дошкольного возраста хотят знать что-то о новой литературе, добро пожаловать на литературный костер или на фестиваль Чуковского в ЦДЛ.

Второй яркий проект для людей чуть постарше. Сейчас в издательстве «Эгмонт Россия» возобновился выход двух серий, которые по разным печальным причинам в 2000-е годы были закрыты, хотя заявили о себе очень громко. Это серии «Пестрый квадрат» и «Город мастеров». Это современная отечественная поэзия и проза для читателей приблизительно от 6 до 14 лет. Там выходят удивительные книжки. В «Городе мастеров» вышла в прошлом году одна из лучших книг за последние 15 лет - «Ветеран Куликовской битвы, или Транзитный современник» Павла Калмыкова. Составитель этих двух серий - Артур Гиваргизов, один из самых талантливых писателей нынешней эпохи и поколения писателей «за 50». На «Город мастеров» и «Пестрый квадрат» стоит обратить внимание, потому что список Гиваргизова - это отличный и очень разнообразный список для чтения.

- А в плане этических ориентиров в современной детской литературе что-то изменилось - в сравнении с той литературой, какую писал Успенский в свой лучший период?

В двух словах: нет, не изменилось. Честь по-прежнему в почете, дружба по-прежнему ценится. Ну а подлецов, которые пытаются любым способом вписаться и приблизиться, всегда хватало.

Наталия Федорова

Справка

Ксения Молдавская - критик, профессиональный читатель детских книг, журналист, педагог. Регулярно публикует рецензии на детские книги в самых разных изданиях. Многолетняя ведущая «Книжной афиши» на «Радио Культура». Эксперт нескольких литературных премий и конкурсов на лучшее произведение детской литературы. Один из создателей и многолетний координатор Всероссийского конкурса на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру».

Критик Ксения Молдавская и Борис Кузнецов о современной литературе для подростков

РЕАЛЬНОЕ-ВИРТУАЛЬНОЕ
Ксения Молдавская

Год назад генеральный директор издательства «РОСМЭН» Борис Кузнецов, отвечая на вопросы, связанные с исследованием издательских ответов на читательские запросы, сказал: «Мы пытались издать книгу очень актуального на Западе жанра — социальный роман, но этот опыт оказался для нас неудачным. Например, романы Жаклин Уилсон, которая пользуется большой популярностью на Западе. Но степень идентификации российского подростка с героиней книг Уилсон — минимальна из-за несовпадения условий жизни: скажем, героиня романа обиделась и ушла на второй этаж в свою комнату».

Заявление удивительное, если учесть степень популярности Жаклин Уилсон у российских девочек-подростков. В отличие от издателя, девочки смотрят не на антураж, а на внутреннюю суть: на характеры, на конфликт и на разрешение конфликта. Англичанка Уилсон пишет, во-первых, хорошо, а во-вторых — правильно. В том смысле, что её книги помогают девочкам во многих странах разобраться в себе, избежать фатальных ошибок, найти конструктивный и позитивный выход из сложных жизненных ситуаций — ведь жизнь подростка полна трудностей, непонимания и обид.

В общем, вывод из слов Кузнецова напрашивался сам собой: дело не в «несовпадении условий жизни», а в чём-то совершенно ином. В чём именно, мы узнали нынешней осенью, когда на прилавках появились четыре книжки новой «росмэновской» серии «Подружки.ru».

В некоей московской школе учатся четыре девочки. У них разные семьи, разный доход (ага, те самые «условия жизни»), разные интересы, но при этом они — близкие подруги. Экспозиция… как бы это сказать помягче… знакомая. Из книг Уилсон. У которой, правда, действовали три девочки, а не четыре. Развитие событий тоже знакомо: девочки ищут приключений на собственные… головы. Приключений зачастую рискованных, таких, от которых всех девочек во всём мире предостерегают мамы. Но все девочки во всём мире мам не очень-то слушают.

Девочкам нужны другие авторитеты — где-то вне семьи. Они не послушают маму, но могут послушать, к примеру, актрису Нонну Гришаеву, которая в книжке «Советы дочкам папиным и маминым» (М. : Махаон, 2010) повторяет в точности то же самое: не надо садиться в машину к незнакомцу, пить алкоголь в нежном возрасте и т.п. Слушают и Жаклин Уилсон, которая без нравоучений, но весьма убедительно умеет объяснить, что бывает с девочками, нашедшими на свою голову неприятностей, и что при этом чувствуют их родители.

Напомнить девочке-подростку, что у родителей тоже есть чувства, — на самом деле очень важная педагогическая задача. Уилсон и не скрывает, что решает своими книгами педагогические задачи (в художественной форме). И во всём мире её книги пользуются бешеной популярностью. В Великобритании до Жаклин Уилсон смогла дотянуться разве что Джоан Ролинг.

Но «РОСМЭН» очистил полянку от заморской педагогики, чтобы вырастить на ней собственных «Подружек.ru», сочинённых коллективом авторов в соответствии с поставленной коммерческой задачей. При соблюдении внешнего сходства с теми же «Девчонками» Ж.Уилсон создатели «Подружек» меньше всего думают о том, чтобы сеять «разумное-доброе-вечное». Им от народа нужно не «спасибо сердечное», его на хлеб не намажешь. Им нужно, чтобы девочки-подростки «подсаживались» на книги и на созданный в них мир. Для этого, кстати, был придуман интересный ход: эпилогом к каждой из четырёх книжек, написанных от лица одной из героинь, стоит эпизод, который начнёт следующую книгу, но будет рассказан уже другой «подружкой». Так что книги можно читать по кругу беспрерывно.

«Подружки» скроены так, чтобы оправдать подростковые мечты: самостоятельность, встреча со взрослой (лет двадцати) Большой и Чистой Любовью (далее — БЧЛ) и родители не лезут. А то, что в жизни встречаются разные серьёзные опасности, — это всё выдумки престарелых родственников. Поэтому пятнадцатилетняя девочка-отличница, уже распланировавшая свою будущую жизнь и работу, в книжке «Крутые виражи» напивается пьяной, идёт на байк-шоу и встречает там БЧЛ, двадцатилетнего байкера и нонконформиста. А пятнадцатилетняя же поклонница эзотерики в книжке «Вишенка для Демона» едет автостопом из Москвы в Питер и немедленно встречает БЧЛ, двадцатилетнего поэта и журналиста, лауреата премий «Дебют» и «Ступени», опытного автостопщика. БЧЛ находят также гламурная барышня, мечтающая о карьере парфюмера (ей достаётся студент Гнесинки, лауреат международных конкурсов), и девочка-«свой парень», увлекающаяся восточными единоборствами (эта встречает будущего не то дипломата, не то госчиновника).

Казалось бы, выбор молодых людей на редкость позитивный. Но едва ли он может служить оправданием тому посылу, который несут в себе книжки: родители говорят ерунду, ничего с тобой никогда не случится, потому что Принц-на-Белом-Коне появится вовремя и возьмёт тебя под своё покровительство. Посыл, конечно, жизнеутверждающий, но, увы, нередко заставляющий барышень забывать о правилах безопасности.

Впрочем, представители издательства «РОСМЭН» уверены, что их продукция никакого вреда девочкам не принесёт. Они просто не верят, что современная девочка в 12-13 лет будет подражать книжным героям. «То есть, по-вашему, современная девочка 10-13 лет <…> стремится подражать кому-то из сугубо детской/подростковой литературы? Я соглашусь, если какая-нибудь гуманитарно ориентированная девочка представляет себя (не подражает, а представляет себя, воображает себя) Наташей Ростовой или героиней “Красного и чёрного”. Но подражать персонажу, который одновременно сверстник и современник — это что-то как раз из советского времени. “Тимур и его команда”, например», — пишет пиарщица издательства в одном из сообществ, посвящённых детской книге. По её мнению, современные дети прочнее стоят на земле и не склонны увлекаться книжными героями до самозабвения.

Ну что ж, возможно, так оно и есть. Но у тех книжных героев, точнее, героинь, которых предлагает современным девочкам-подросткам «РОСМЭН», есть мощная поддержка в виде сопутствующих товаров и — главное! — Интернет-сайта. А на сайте, предназначенном как раз для общения подростков, взрослые дяди и тёти, исследователи рынка, пишут от лица героинь «Подружек». Пишут, спрашивают советов, общаются — словом, оживляж идёт по полной программе. Сращивается реальное и виртуальное. Вымысел так перемешивается с жизнью, что уже и не поймёшь, на каком ты свете. Выдуманные Варя, Женя, Настя и Ярик становятся подружками реальных Кать, Тань и Сонь. Которые убеждены, что раз с их знакомыми девочками ничего не случилось ни на трассе, ни в байк-клубе, то никаких реальных опасностей в жизни нет. Старые калоши-родители просто завидуют молодости и свободе, вот и сочиняют пугающие небылицы.

Поначалу я хотела было закончить свой текст шуткой, пусть и черноватой. Вспомнить про «топитесь, девушки, всем хватит места!» или ещё про какое влияние литературы на жизнь. Но я старая калоша, мать двух подростков, и смеяться над девочками, которые, конечно же, будут «сами дуры», меня как-то не тянет.

Потому что опасность, исходящая из полувиртуального мира, предлагаемого издательством «РОСМЭН», представляется мне слишком реальной.
* * *
Что-то я совсем ничего не сказала о литературных достоинствах нового сериала. А надо бы. В качестве последнего гвоздя. Так что просто две цитаты. Им даже комментарии не нужны:
«А Кирилл пропитан творчеством, оно сочилось из него, застывая драгоценными янтарными каплями».
«Фантазия тут же подкинула картинку, как он касается моих губ своими, как осторожно всасывает одну и проводит языком по губам, словно во французском кино».
Fin, граждане.

Генеральный директор издательства «РОСМЭН»
Борис Кузнецов

Я весьма польщен вниманием к нашим проектам Ксении Молдавской, признанного эксперта в области литературы для детей и подростков. Не так часто критики балуют издателей бескорыстными отзывами. Я искренне благодарен за подробный разбор нашего проекта. Если бы я не знал Ксению лично, то, столкнувшись с этим отзывом в Интернете, вполне мог бы принять его за весьма виртуозную работу наших пиарщиков. Но поскольку отзыв этот, увы, не дело рук нашего PR-отдела, то не могу оставить его без небольших комментариев.

Для начала о моей личной позиции в отношении современной литературы для подростков. Я ее озвучивал неоднократно: у нас в стране практически отсутствует, как заметное явление, собственная подростковая литература. Хочется, чтобы наконец-то у наших детей появились книги, в которых все действие происходит «здесь и сейчас». Где герои говорят с подростками на одном языке (буквально), а среда на самом деле современная и узнаваемая. Для этого, по моему мнению, не подходят произведения, написанные с позиции «здравствуй, мой маленький дружок» и книги иностранных авторов. И Жаклин Уилсон здесь, конечно, весьма убедительный пример.

А теперь о небольшой неточности. Собственно, о «степени популярности Жаклин Уилсон у российских девочек-подростков». Несколько лет назад, когда первые романы Уилсон попали в наше издательство, они произвели небольшой фурор. Мы издали практически все книги, написанные ею к этому времени. Мы активно их продвигали. Результаты были, мягко говоря, не самыми лучшими. Это притом, что мы умеем продвигать проекты. По итогам были проведены фокус-группы, где и выяснилось, что российским девочкам не интересны эти книги, ввиду того что они не могут идентифицировать себя, среду и условия с предложенными в романе. Сегодня я тоже нигде не вижу следов популярности Уилсон. Можно, например, заглянуть в социальные сети. Следы интереса исчезающе малы. Так что, увы, о популярности Уилсон у наших девчонок говорить не приходится

Ну и о самих «Подружках.ru», и обо всех ужасах, к которым алчные издатели-искусители склоняют девочек. Не зная текста, можно подумать, что Ксения Молдавская рецензировала книгу по мотивам сериала «Школа». Можно попробовать прочитать книги и оценить разницу. Настоящих «свинцовых мерзостей» там все-таки не найти. Увы, нет ни мата, ни наркотиков, ни даже разнузданной пропаганды секса. Несмотря на такие пробелы, мы все же не намерены выдавать на-гора нечто совершенно стерильное и приторно-правильное. Такие книги никого ничему не учат, потому что их никто не читает.

И напоследок скажу страшное: мы действительно не ставили перед собой «очень важной педагогической задачи». Мы не претендовали на то, чтобы занять место на библиотечной полке между Ушинским и Макаренко. Мы создали современный медиа-проект для российских девочек-подростков, в котором они узнают себя. Мы предложили им виртуальный мир, в котором они смогут общаться и дружить. Проект достаточно невинный и безопасный по контенту и наполнению. (С чем, кстати, согласно подавляющее большинство мам, которых мы опрашивали на фокус-группах.) Мы создавали книжки-подружки и мир живого повседневного девчоночьего общения.
Мы просто хотим, чтобы девчонки общались, дружили и читали. И сейчас я вижу, что наша идея им оказалась близка и понятна. На сайте и в игре уже больше ста тысяч участников и приблизительно такое же количество девочек читают наши книги.

И еще раз хочу сказать большое спасибо Ксении Молдавской за неформальный отзыв. Приятно видеть, что наши проекты вызывают живой отклик у серьезных литературных критиков.

P.S. Кстати, цитаты, вырванные из контекста, всегда смотрятся очень выигрышно и забавно. Помните, «зубы острые в самое сердце вонзает, и кровь у нее выпивает». (Между прочим, это не Стефани Майер.)

С уважением,
Борис Кузнецов
Генеральный директор издательства «РОСМЭН»

Путешествие в семейную историю с помощью клавиатуры и мыши

НА САМОМ деле это довольно длинная история, и я с трудом представляю, где же её начало. Формально, конечно, она началась в местечке Ямполь Винницкой губернии в 1923 году, когда у моей тогда ещё не бабушки родился первенец.

Или она началась в Белоруссии в декабре 1943 года, когда двадцатилетний капитан Молдавский погиб в бою.

Или в 1956 году, когда мой тогда ещё не дед направил первый запрос в Министерство обороны, – он просил подтвердить факт гибели и захоронения своего старшего сына: все документы были потеряны за годы войны, переездов, неустроенности; про место захоронения семья не знала, дед помнил только, что оно где-то в Лиозненском районе Витебской области. Министерство обороны перенаправило запрос в Лиозненский райвоенкомат, оттуда пришёл ответ: “В списках захоронений на территории района капитан Молдавский И.М. не значится”.

В следующие сорок лет эта история начаться точно не могла: официальные инстанции ответа не давали, дед и бабушка не представляли, где искать и что делать. После их смерти в начале восьмидесятых мой папа, который младше брата на 16 лет, так и мучился неведением и бессилием.

В середине девяностых вышла в свет Книга памяти воинов-евреев, погибших во Второй мировой войне. Там впервые папа нашёл информацию из утерянного его родителями извещения: “…погиб 29.12.1943. Похоронен в дер. Зазибино Лиозненского района Витебской области”.

Но, сказать по правде, и это не было началом истории.

И вот я ввожу в форму поиска (http://obdmemorial.ru/Memorial/Memorial.html) имя папиного брата: Молдавский Израиль Моисеевич. Где искать? Во всех доступных документах: в Книгах памяти, в приказах об исключении из списков, в уточнённых списках потерь и т.п. На первый взгляд ничего неожиданного: та же деревня Зазибино Лиозненского района. Из базы данных, похоже, ничего больше не вытянешь. Ну что же, Яндекс нас спасёт.

Правила поиска в Яндексе или Google довольно просты и – главное! – представлены на сайте. Поэтому не буду на них останавливаться. Скажу только, что здесь мы имеем тот редкий случай, когда “перемена мест слагаемых” (то есть перестановка слов в запросе) может дать новый результат. Методично “вбиваю” в строку поиска запросы во всех формулировках, которые только могу придумать: дата, место, воинская часть, воинская часть+дата, воинская часть+место и так далее. По самому имени дяди искать бесполезно: “вываливается” только моя собственная статья, написанная к 55-летию Победы. Зато остальные запросы начинают приносить результаты.

Во-первых, становится ясно, что деревни Зазибино в Лиозненском районе Витебской области нет. Зато в Смоленской области, недалеко от границы с Белоруссией, есть деревня Зазыбино. Ну что ж, возможно это связано с послевоенным перемещением административных границ. Проверяем, что же происходило в этом месте 28 декабря 1943 года. Ничего особенного. Деревня уже освобождена.

Это не согласуется с историей о том, как погиб дядя: она была в том самом потерянном письме (официальном извещении) и запомнилась родным ярче, чем название деревни. А дело было так: когда погиб командир батальона, дядя, начальник штаба первого отдельного батальона 33 отдельной стрелковой бригады, взял командование на себя и повёл солдат выполнять боевую задачу. Его ранило в ноги, но он отказался эвакуироваться в медсанбат и продолжал командовать, лёжа на снегу. А потом прорвались немецкие танки.

28 декабря 1943 года в Зазыбино Монастырщинского района Смоленской области немецких танков быть не могло: фронт уже сильно продвинулся к тому времени на запад.

Бесконечные запросы не приводят к новым ответам и уже кажутся бессмысленными, когда вдруг я натыкаюсь на мемуары офицера, где промелькнуло название расположенной в нужном мне квадрате деревни Зазыбы.

Оп-па! Ну-ка, спросим у Яндекса, что он знает про Зазыбы.

Он знает многое. Во-первых, то, что Зазыбы – это деревня, которая в 1943 году относилась к Лиозненскому району. Во-вторых, там родился белорусский писатель Михась Лыньков. В-третьих, там шли ожесточённые бои. В-четвёртых, вскоре после войны по новому административно-территориальному делению она отошла к Витебскому району, о чём лиозненцы до сих пор вспоминают с сожалением.

В-пятых, деревня крохотная и на картах не обозначена.

Даже на автомобильных картах. И, как позже выяснилось, на GPS- картах тоже. Снова возвращаюсь к базе данных, пытаясь вытянуть из неё ещё хоть что-то. И получается! В одном из документов в качестве места захоронения указана почему-то другая деревня: Орлово Витебского района. А вот она на карте есть – аккурат на шоссе Орша–Витебск. Значит, Зазыбы должны быть где-то неподалеку? Запускаю поиск по очередному кругу, внимательно разглядываю “вываливающиеся” на монитор изображения.

В Интернете можно найти самые удивительные вещи. Например, отсканированную страницу “Атласа охотника и рыболова”, на которой обозначена каждая кочка. В том числе и деревня Зазыбы. Обе деревни Зазыбы.

Вот такой сюрприз. В Витебском районе оказалось две деревни с таким названием: Зазыбы 1-е и Зазыбы 2-е. По разным сторонам шоссе. И какая из них мне нужна – неизвестно.

В общем, надо ехать и разбираться на месте, тем более что подоспели длинные праздничные майские выходные, погода наконец наладилась даже в Москве, а уж к югу от столицы и вовсе расцвели и яблони, и груши.

И я поехала. Позвала с собой подругу (заодно мы составили для себя и экскурсионный маршрут, включающий Витебск, Полоцк и Оршу), загрузила в автомобильный навигатор карты Витебского района, обозначила на них приблизительно точки, где должны быть интересующие меня деревни.

Ехать на машине в Белоруссию – чистое удовольствие. Дорога хорошая (хоть и попалось нам несколько ремонтируемых отрезков, от этого хуже не стало), а за Можайском ещё и пустая. Из Москвы мы выехали рано утром, завтракали бутербродами у истока Москвы-реки почти на границе Московской и Смоленской областей, обедали вкусно и недорого в Смоленске, после обеда прогулялись с удовольствием по городу, полазили по крепостной стене. До Витебска от Смоленска максимум полтора часа езды, так что до ужина мы успевали даже посетить хотя бы одни Зазыбы. И то самое Орлово, что стоит прямо на шоссе.

Дороги Белоруссии оказались прекрасными, как мечта. Машин на них почти не было, а те несколько, что попались нам на пути, гордо сверкали московскими номерами. Мы свернули с магистрали М 1 на нужное нам шоссе, с него – на просёлок. Никаких указателей на деревню Зазыбы 1-е не было. Местные жители, оторвавшись от картофельных грядок, удивлялись: “А что, есть такая?” Мы доставали распечатанную на принтере карту, жители удивлялись ещё больше: “И карта у вас какая-то… французская…” В какой-то момент я не выдержала и сказала: “Какая нашлась в Интернете, такая и карта”. Удивительно, но это заявление местных успокоило: “А-а-а-а-а! Так у вас интернет-игра? То-то мы смотрим, номера у вас российские!” После такого заявления добродушный дяденька принёс тот самый “Атлас охотника и рыболова”, с которого была сосканирована наша карта (правда, тогда мы этого ещё не знали) и быстренько объяснил, куда ехать.

В общем, примерно с пятой попытки мы деревню нашли где-то за озером, среди болот. Старики, помнившие войну, рассказали, что особых боёв тут не велось, а могилки – да, было несколько. Только всех солдат давно перезахоронили в “Орлово–Шапуры”: “Наверное, и ваш там лежит”. В этот момент стало понятно, откуда взялось расхождение информации в Книгах памяти, но ясности в поиске не прибавилось.

Однако пора было направляться в Витебск, где нас ждал забронированный в гостинице номер.

Мы выехали с просёлков обратно на шоссе и двинулись вперёд. Вскоре мелькнул знак с названием населённого пункта Орлово, за ним – Шапуры. Спустя минуту шоссе вывело нас к мемориальному захоронению нескольких тысяч бойцов, погибших во время Витебской операции.

Не обнаружив в алфавитных списках дядиной фамилии, мы всё же зажгли на памятнике поминальную свечу, после чего поехали своей дорогой. Было ясно, что поиск ещё не закончен.

На следующий день мы отправились искать вторые Зазыбы, благо добродушный огородник рассказал заодно, как проехать и к ним. Найти их оказалось гораздо легче, чем первые: направление на нужный просёлок указывал дорожный знак. Мы свернули с асфальтовой дороги, ведущей через деревню Копти к ещё одному воинскому мемориалу, и вскоре уже подъезжали к нужной нам деревне.

Местным жителям, удивлённым появлением машины с российскими номерами, мы в очередной раз рассказали свою историю. Здесь уже никто не заподозрил нас в досужем брожении по зову Интернета. Наоборот, во вторых Зазыбах к нам отнеслись с ещё большим пониманием, чем в первых: мы не единственные, кто приехал сюда искать могилу родственника. “Деревня наша девять раз переходила из рук в руки. Бои были такие, мать рассказывала, что кровь уже в землю не впитывалась, так лужами и стояла, – говорит местная жительница. – Тут много наших похоронено было. Потом-то всех в Шапури перенесли… А у нас в огороде тоже могила была. Сибиряка одного. Мать за ней всё ухаживала, да и родственники его приезжали. Мать-то два года как померла, а так она про войну всё помнила, всегда у неё все спрашивали”.

Нам показали место, где было первоначальное захоронение: заросли бурьяна не скрывают ямок и холмиков – следов разрытых могил. Земля всё помнит.

И люди помнят. В деревне Копти, через которую надо ехать в Зазыбы, на красивом берегу пруда раскинулся большой мемориал с памятниками воинам, павшим в 1941 году в ходе полугодовой Витебской операции, узникам концлагеря, партизанам и расстрелянным местным жителям – они там и похоронены. Больше 20 тысяч человек, среди которых даже трёхлетние дети. У камней с именами местных стоят лавочки. Юная сосенка трепещет повязанной на ствол георгиевской ленточкой. Цветов нет: они с парадной стороны, а своих хоронили так, чтоб был вид красивый и чтоб можно было живым уединиться с родными могилами.

Количество погибших просто не укладывается в голове. Особенно когда читаешь, что при освобождении той самой деревни Зазыбы, не нанесённой на карты, погибли 877 солдат и офицеров. Там про каждую окрестную деревню написано, сколько при её освобождении пало советских воинов. Цифры впечатляющие. Точнее – страшные. Такие страшные, что мы даже не хотим возвращаться обратно в гостиницу, пока не проветримся, не погуляем где-то, чтобы прийти в себя. Так что едем в Оршу и гуляем там до темноты, благо архитектурный ансамбль центра города очень красив.

На следующий день, погуляв ещё и по Полоцку (у нас было время на прогулку и только на один музей, мы выбрали музей-библиотеку), вернулись в Москву. Белоруссия на прощание снова показала нам, что земля хранит память о войнах долго: возле Лиозно мы остановили машину и зашли в придорожный лесок. И там обнаружили заросший, но всё ещё заметный окопчик партизанского снайпера, скрытый за кочкой и ориентированный в сторону шоссе так, чтоб видны были приближающиеся со стороны города машины.

В августе я наконец свозила папу на место гибели его брата. На памятнике в “Орлово–Шапуры” папа нашёл фамилию брата, которую мы с подругой не увидели, – не на табличке с фамилиями на букву “М”, а на дополнительной, где, видимо, значатся фамилии тех, кто был перезахоронен позже остальных. В мою первую поездку эта табличка была полностью скрыта под венками.

В общем, здесь и заканчивается история о семейной загадке и о том, как благодаря Интернету и добрым людям она была разгадана. Осталось добавить чуть-чуть.

Во-первых, в процессе поисков могилы мне удалось выяснить, что в 1941 году дядя был участником ноябрьского парада на Красной площади и вместе с остальными подольскими курсантами отправился оттуда прямо на фронт. И не куда-нибудь, а ровно в тот уголок Подмосковья, где стоит сейчас наша дача, построенная в пятидесятые годы. Удивительное совпадение.

Во-вторых, мы так и не смогли понять, почему работники Лиозненского райвоенкомата не захотели ответить на запросы моего деда, – не сообщили, что административные границы района сдвигались, не посоветовали поискать у соседей.

В-третьих, нас поразил краеведческий музей Витебска – оттуда примерно год назад ушёл (на пенсию) последний специалист по Великой Отечественной войне, поэтому никто не мог ответить на папины вопросы.

А в-четвёртых, следующей весной мы с подругой едем в Новогородскую область. В районе Мясного Бора похоронен Оксанин двоюродный дед. Семья получила извещение “пропал без вести”, но поиски всё по той же базе данных и многочисленные запросы в поисковике позволили подруге найти деревню, где, видимо, и лежит в братской могиле её предок.